Сибирские огни, 1986, № 12
— Какими практиками?.. — побледнел Никонов. — Да вы понимае те, что говорите? Тут же кладбище. Строить скотный довор... на костях покойников? Тут люди похоронены. — Были люди, стали кости, — хохотнул в пышные усы Фролов.— Они жалиться на теляток не побегут. Задохнувшись, Никонов молчал, глотая горячий воздух. Он чувство вал, кровь у него отхлынула от лида, кулаки сжались, ногти впились в ладони. Фролов, усмехаясь, потянул к себе козу. — Встань, Манечка, рожками вперед, защитишь хозяина, когда его убивать начнут. — Убивать? Вас, Василий Иванович? Нет, не буду я вас убивать. Могу лишь от души пожалеть вас, посочувствовать. — Я не калека убогий, жалеть меня. Двухпудовой гирей крещусь, копну одним навильником на стог поднимаю. — Вы убоги не телом. Мне жаль вас потому, что вы уверены: самое интересное в истории Ужанихи началось с того дня, когда вы купили новую велюровую шляпу. И все, что было до вас на этой земле, —те мень, глупость, непроходимое невежество, и значит, на могилах усоп ших земляков можно построить хоть нужник, хоть тюрьму, хоть свинар ник. Кости? Нет, Василий Иванович, лежащие здесь ужанихинцы не кос ти. Они обиходили эту землю, оберегли ее и, цветущую, оставили нам в наследство. С наказом лелеять, украшать и, украшенную, обогащен ную, передать детям, внукам, новым поколениям. — Знаю, Сергей Кузьмич, учились вы долго, слов разных разучили много. А что они, слова? Звук, мечта. У вас мечта, а у меня дело. У вас дворцы, а у меня телятник. Давайте спросим народ, что ему надо? Мечту или котлету? Котлету, скажет он, потому, как мечтой сыт не бу дешь, котлета скуснее. Потому и стоять здесь телятнику. — Насчет народа, Василий Иванович, думаю, вы глубоко ошибае тесь. Вы клевещете на него: не котлетой, а именно мечтой движется жизнь любого народа, мечтой она и красна. Мечта, Василий Ивано вич,—самая величайшая сила в истории человечества, мечта — душа всех революций. Нет, Василий Иванович, не будет здесь, на бывшем кладбище, телятника. А парк будет, и я буду бороться с вами за свою мечту. Вы объявили войну мне, я объявляю войну вам. И пощады не ждите, я подниму против вас все село. Как депутат, разъясню избира телям, что вы и ваши сообщники-«практики» хотите надругаться над па мятью их дедов и прадедов. Я поеду в вышестоящие организации, вы- туплю по радио, напишу во все газеты. И особенно подчеркну вашу роль, как инициатора надругательства над могилами, которое, да будет вам известно, Василий Иванович, сурово карается нашими законами. Война? — горько усмехаясь, думал Никонов, шагая по тропинке сре ди загустевшей, налившейся соком лебеды и крапивы.—Опять Война. Неужто в их споре права Татьяна Исаевна, и его сокровенное НЕ БОРЬБА, НО СОЗИДАНИЕ — лишь мечта недостижимая, непости жимая? Уж не судьба ли это, в генах человечества заложенная, —одной ру кой СОЗИДАТЬ, а другой в нескончаемой войне защищать дело рук своих? И не от диких зверей, а от таких же людей?.. Придет ли время, когда человек будет СОЗИДАТЬ обеими руками, а меч повесит на музейную стену, как символ своего неразумного, же стокого, кровавого детства? Вот оно, футбольное поле: площадка, вытоптанная, отполированная ребячьими ботинками до металлического блеска. Откуда-то из зарос лей дурнины доносились голоса: мужской, бубнящий, и женский — Та исьи Никитичны, раздраженный, на крике. Посреди выкошенной круглой кулижки свежеотрытая продолгова тая яма. Дед Андрей —Андрей Миронович Савостин,—уже по колена 127
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2