Сибирские огни, 1986, № 12

Лукерья зажалась в своем углу: расхаживая по мастерской, он мог толкнуть, наступить на ногу. Понемногу однако успокоилась: пират замечал ее не более чем табуретку или цветочный горшок на подокон­ нике. — Качу я, братцы, после Плеса на велосипеде: от горизонта до го­ ризонта колышутся морем хлеба, душонка моя ликует! Хорошо быть молодым, сильным, просто жить на этом свете хорошо! Ветер ласко­ вые обманы нашептывает, знаю, что обманы, но верю: жизнь прекрас­ на! Но она прекрасна, если удалась, как удалась она Федору Шаля­ пину, когда ты нужен всем, целой вселенной, всему чёловечеству. Ты любишь — и тебя любят, тебе говорят: ты единственный, ты велик, ты избранник божий! Все лучшее, шептал мне ветер, принадлежит из­ бранным, значит, надо жить среди избранных, что бы ни трезвонили по этому поводу праведные кастраты, сочинители целомудренных ка­ техизисов. Крутя педалями, я видел мчащуюся мне навстречу тройку, в ней его, Шаляпина. Я пытался представить себя в мире бытия вели­ кого Федора, но не смог — душа моя не сумела вместить этот океан счастья, а вот мир Чехова я понять мог, даже самого себя увидеть в нем. Мир человека совестливого, измученного любимой работой, веч­ но в погоне за новым взлетом-поворотом жизни, новым словом, новы­ ми знаниями, которых для великого Дела всегда мало, мало... — У меня есть тост,— сказала Римма.— Выпить за троих сразу. За Шаляпина, Чехова, Чугунова. — Ты, Алеша, насовсем в Питер? — спросила Ксения. — Или толь­ ко написать свои «Белые ночи»? — «Белые ночи»? Нет, Ксенюшка, не буду я писать «Белые ночи», зачем перешибатц классика? Я напишу роман «Черная борода». Об од­ ном ужасном убийстве. Так и быть, друзья, открою вам тайну: я прие­ хал привести в исполнение приговор, семь лет назад вынесенный. ' 1— Кем вынесенный? — Мною. Семь лет назад, уезжая из Ленинграда, я поклялся вер­ нуться, чтобы утопить в холодных водах Невы одного человека. Я вер­ нулся, приговор будет приведен в исполнение. — А ну тебя, Алешка, с твоим черным юмором! Можно подумать, ты, и правда, вернулся не на меня посмотреть, а утопить кого-то. А кто этот несчастный? Ой, вспоминаю! Уж не та ли это доценточка, за кото­ рой ты волочился? — Она сейчас профессор. — Господи, профессор! И утопить! Да прости ты ее ради бога, тиг­ ра ты полосатая. — Не могу, Ксюша, и не проси! Семь долгих лет я мотался по хо­ лодной Сибири с этой мечтой, и она меня согревала. Одной из белых ленинградских ночей я сброшу ее с моста, и это будет красиво. — Утопить женщину — красиво! Фу, душегуб, а еще целоваться лез... У Лукерьи мороз пробежал по коже: этот зеленоглазый может уто­ пить! Лукерье делалось страшно, когда он останавливал на ней взгляд тигриных глаз, хотелось спрятаться, убежать. Чем-то походил Чугунов на цыгана Гришу, кажется, дай ему кнут в руки — он пушечно защел­ кает, шально загогочет. — Это из-за нее, кажется, тебя исключили?—спросил Бушуев,— Забудь, Алексей, может, все к лучшему: жизнь течет, не остановилась. — Жизнь, Боря, никогда не останавливается, но' покалечить ее можно. Что и сделала эта женщина. У нее ангельски невинное лицо, ро­ мантическая душа, мы были тогда большими друзьями, и она предала меня с чувством свято исполненного долга. У нее и сейчас то же ангель­ ское лицо, и с чувством свято исполненного долга она калечит другие молодые жизни. Но я положу этому конец, и вы напрасно думаете, что я шучу. Только с исполнением приговора торопиться не стану: пусть погуляет молодой профессор, подышит. И я тоже погуляю пока: белые ночи только начались, а я люблю Питер в белые ночи. Послушай, мол­ 124