Сибирские огни, 1986, № 12
ней зеленым, наглоощупывающим взглядом, Лукерья поежилась.—* А знаете ли вы, братцы-ленинградцы, откуда яблоки? Из Плеса на Волге, того самого, где жил ваш коллега, Исаак Левитан. И Федор Шаляпин, говорят, бывал там, по тем местам приволжским на троечке с бубенчиками путешествовал... Больше в комнате уже никого не было слышно. Лохматый зелено глазый пират расхаживал по мастерской со стаканом в одной руке, с яблоком — в другой, кричал, хохотал, говорил, говорил... Размахи вая руками, он говорил и хохотал даже когда пил, когда откусывал и с треском жевал яблоко. — А в Плес, Алеша, какими ветрами тебя занесло?—спросила Рим ма.— Была я там на гастролях — глухомань, Расея. В зале сидели ста рушенции в нафталиновом декольте, какие-то приказчики в кафтанах. — Вот это самое позвало и поманило,—подхватил пират,— захоте лось глянуть на места, где была Расея купецкая, приволжская. Но ежели по порядку, то началось все раньше гораздо, Риммушка, с одной' ноченьки бессонной. Ворочался я на казенной гостиничной кровати, нежданно-негаданно открыв для себя истину горькую: я, русский, а родину свою Россию не знаю, не видал! Ни Орловщины тургеневской, ни Тулы, ни Рязани, ни Курщины. В Днепре не искупался, не покло нился ни полю Куликову, ни Бородину, ни Сталинграду грозному. Что я знаю? Родное Пошехонье, дремь лесную, озерцую, Галич, Кострому, ну в Питере три года пооколачивался, но ведь этого мало, мало, что бы русским себя почувствовать! Всю теперешнюю Россию разве ж ее увидишь, захотелось сыновне глянуть в очи той Руси, из чрева которой мы, русские, вышли, Россию, что колыбель нации, которой тысяча лет. Нынче весной занесло меня в Астрахань на совещание одно, а когда оно закончилось, дай, думаю, из Астрахани не пароходом-поез дом, а своим ходом подамся, пешком, то есть не стыдясь повторить классика. Купил новые штаны, ботинки на железном ходу, шагаю по маленьку все вдоль да по бережку, вдоль да по крутому Волги-матуш ки. Хорошо, братушки! Иду, гляжу в оба, до Горького не сел ни на одну попутку, все пешком с посошком, ботинки до пяток исшоркал, штаны поприрвал, клочьями висят, чистый бурлаке картины. И, знаете, о чем я размечтался, по стопам бурлацкой вольницы шлепая? Родить ся бы лет сто назад тут, на Волге, наняться в артель бурлацкую и в лямке аж до Ярославля, а то и до родной Костромы! Завидовал бурла кам репинским, ужасно хотелось к ним — хорошие же ребята, право! Поднялся утром, попил, поел, трубочку в зубы и шагай себе день-день ской бережком да песочком от мысочка до островочка. А вечером у костра — похлебка с салом, песни разбойничьи, жизнь артельная, развеселая... — Я тоже хочу в бурлаки,— сказала Римма,— Я артельная. — Вот ты ботинки износил, странствовал, а чего искал? — спросил Бушуев.— Писатели классики бога искали, а ты? — И я бога. — Неужели нашел? — Нет, Боря, не нашел. Нету. — Куда же он подевался? Был же! — Был, да весь вышел. Ответь мне, Боря, кто, по-твоему, придумал бога? Скажешь: князь сиятельный при шпорах и на коне? Ничего по добного! Мужик! Тот самый, что в лаптях, что «до смерти работает, до полусмерти пьет». А получилось вот как. Выехал мужик в поле, лоша денка худенькая, напуганная, наруганная, глянул окрест мужик, а ворочать-то! Поплевал на ладони и за чапиги — помоги, господи! Па шет, пашет, упадет, отдышится, опять за чапиги. Одолел! Спасибо тебе, господи, и тебе, богородица пресвятая, пособили, родимые, а то бы хана. Этот мужичонка и выдумал бога, потому что без бога скучно. А теперешний мужик прыгнул в кабину трактора, сигарета в зубах, а под ним все сто, а то и двести лошадей, зачем ему бог? За ночь полсвета перевернет-передерет, на дыбы поставит, природа-матушка 122
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2