Сибирские огни, 1986, № 12

Вдруг, правда, —леший? И русалка? И кот ученый... Почему русалка на ветвях? Что-то мелькнуло на тропке, Лукерья с колотящимся сердцем присела, не дыша, выглянула из-за дерева. На залитой светом луны поляне вроде никого... Господи, да ведь это же тень ее мелькнула на траве!.. Тропинка посыпана песком. Трава в лесу нетоптаная, цветы закрыли на ночь головки, спят. Тени чистые, четкие. Из деревьев Лукерья узнавала только сосны, они дремали в лунном свете. «Там на неведомых дорожках...» Дорожка расширялась, по бокам обступили ее плотной стеной толстые старые деревья. Можно ли сюда? — растерянно остановилась Лукерья. Скамейка в лунном свете... Туфли Лукерьи намокли, она сбросила их, с ногами села на скамейку, затаилась. Покажется стару­ ха с клюкой —умру от страха, подумала она. Но сидела, сама не зная, что ожидая. Никто не появлялся. По этой ли аллее-гуляла Анна Керн, ко'гда приезжала в Михайловское? Наверное, так же молчали деревья, спа­ ли травы, закрыв на ночь головки цветов. И была, может быть, такая же луна... Приехала —подарить счастье! Она была красива, она сама была счастье... Тени деревьев пересекли аллею, чудились шаги. О чем они разго­ варивали? Какими словами? Я, наверное, таких слов не слышала, не знаю. И никто мне их никогда не скажет. Кто я? Я— человек из Ужанихи... Сергей Кузьмич ни о чем не догадался, да если бы и догадался,— она для него всего лишь вздорная деревенская девчонка. Для Бориса Николаевича — модель, что-то наемное, почти покупное... Ах да, Валерка! — рассмеялась она горько. Вот коі^у я нужна — защищать от бандитов, в кино на пару ходить, конфетами-подушечка­ ми из бумажного кулька угощать! Но что он знал, бедный Валерка, какие слова он мог сказать?!. Сонный ночной ветер шуршал листвой, деревья над головой шепта­ лись, вдруг в ушах Лукерьи зазвучал детский светлый голос старичка священника, высоко и горестно ему вторил хор. Люстры горят, в их дрожащем свете сияет лицо юной женщины, за спиной Лукерья слы­ шит дыхание человека с длинным лицом. Устин... «Я не велик, но ве­ лико мое нечаянное счастье, и это счастье ты, Лушенька!» Лукерья всем своим взволнованным сердцем поверила тогда —это правда, и сейчас знала: она нужна другому человеку! Устин от нее ничего не хо­ тел, кроме одного, чтобы она помнила- о нем. Разыскать его, подать руку помощи! Будь же сильным, Устин! Ра­ ди меня... Хочешь, я помогу тебе? Только верь: началось твое воз­ рождение! Минуты слабости — они же у всех бывают,—но приходят новые силы, и начинается нова'я жизнь... Она уже практические планы строила, как будет приезжать в Псков, и все у нее получалось хорошо, разумно и, мечтая, строя свои наивные воздушные замки, даже не подозревала, что в это время Устин в компании таких же, как он, восторженных романтиков, то есть пьяниц й неудачников, доканчивал три сотни, полученные из кассы храма Николы со Усохи. Со слезами на глазах он рассказывал честной компании, что с ним свершилось чудо великое: девушка, прекрасная, чистая, глянула на него глазами ангела... •Если бы Лукерья вошла наяву в прокуренный грязный притон, где шла беседа, он в океанском своем угаре, возможно, и не узнал бы ее, хотя какой-то крохотный уголок души его все-таки бодрствовал, упрямо жила в нем надежда, та-вечная, как жизнь, надежда, которая не покидает человека до последнего часа — воскреснуть для нового счастья... Утром Лукерья сказала Бушуеву: — Я останусь в Пскове. 116