Сибирские огни, 1986, № 12
художника: еще один такой замах — и либо топорище пополам, либо колено вдребезги — сноровки требовал тяжелый крестьянский снаряд, не по рукам оказался для горожанина. Лукерья в два удара развали вала кругляши, откидывала прочь от козел, а Бушуев начал было ук ладывать в поленницу, но, оттесненный тетей Юлей, вообще отошел от дровяных дел. Обиженно сел на крыльцо, раскрыл планшет, начал набрасывать, что видел: козу, которая грациозно тянулась за под солнухом, дворик тети Юли и украдкой Лукерью, по-мужски вскиды вающую над головой колун, приседавшую при ударе, отчего юбка у нее раздувалась колоколом, обнажая круглые колени. На ужин в дом тети Юли пожаловал нектб в военной выцветшей пилотке, в плавках и босиком — тот самый наездник, который укро щал поросенка. — Как вечер — примай гостя,— пожаловалась тетя Юля.— Рас скажи сказку. Говорю ему: каку еще сказку, все рассказала. «Про стиральную машину», что ли?.. — Разве есть такая сказка? — удивилась Лукерья. — Нету, да ведь я по-писаному все одно не умею, ну и буровлю, что на ум придет. «Была у старухи стиральная машина да поломалась. Пошел старик к синю морю, закинул невод, пымал рыбку, да не про стую, а золотую. «Поломалась, жалится старик, стиральная машина у старухи, а Колька-механик неделю пьян, не дозовешься наладить».— «Иди, старче, говорит рыбка, ко своей старухе, а Кольку я пришлю и запчасти вырешу». Несу тако, что на язык навернется, а он уши раз весит, аж слюну пустит, малое — глупое. Скажу ему: Гринь, ты радио слушай, там правильнее рассказывают. «Нет, орет, ты рассказывай, ты правильнее». Теперь вот про тракториста Балду подавай, со смеху надрывается, много ли малому надо. — Выходит, Юлия Андреевна, вы тоже писательница,— сказал Бу шуев.— Только сказки специально для этого витязя сочиняете? — Я не вытяс,— обиделся Гринька.— Ты сам вытяс. И опять безо всякой подготовки слез с колен тети Юли, забрался сначала на табуретку, а потом на колени к Лукерье. — И не стыдно тебе девушке на колени? — укорила его тетя Юля. — Хоть бы спросился. — Она теплая,— не очень понятно объяснил Гринька свой посту пок. — Тетя Юля,— устроив витязя, попросила Лукерья,— расскажите что-нибудь про Пушкина. Хоть что. —, Ты, девка, прямо как Гринька,— расскажи. То ли я знаю? Ста рухи, может, знают, да ведь перемерли все. От одной слышала, буд то другая старуха ей рассказывала, он является. Видели его, будто бы о конь бежал он по-над Соротью. А другие говорили, не о конь, а по тропочке с костыликом шагал. Да мало ли наговорят, по теперешне му времю ничему такому не стали верить — сказки! А вот чего от деда моего слышала, был такой случай. Только не с дедом моим, а с его дедом, стало быть, с дедом деда. Мальчонкой поехал он в Свя- тогорье, на ярманку. Барин какой-то слезает с коня, подержи, говорит, молодец. Подержал како-то время, вертается позже тот барин, опять на коня, а деду деда — полтину. Сатинову рубаху за ту полтину купи ли, донашивал ее отец моего деда, а уж самому дедушке моему бабушка кисет из нее сшила. Гринька, угревшись на коленях Лукерьи, уснул. / Добудиться витя зя оказалось невозможно, Лукерье пришлось нести его на руках в дом, где жил конь-поросенок. Обратно в загустевших сумерках она прошла мимо тети Юли и, миновав мостик, шагнула в темень парка. Плыла в небе похожая на надрезанный каравай хлеба луна, что-то попискивало, шуршало, таи лось среди деревьев. «Там чудеса, там леший бродит...». Лукерья не боялась в ужанихинском бору, там ничего такого не бывает, а тут... 115
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2