Сибирские огни, 1986, № 12
— Застрекотала сорока-белобока,— ворчала Федора Матвеевна.— Шляпа с лентами, борчатка плисова... — Прасол-купец Лаптев Антон Игнатьевич имел в Ужанихе' дом о двух этажах, держал трактир, две лавки, китайским шелком торго вал, а коней каких запрягал! На венчание младшей, Калерии, приез жал из Омска-города бас-протодиакон, три тройки за ним посылали.., — Сдалась она Кузьмичу, твоя Кавалерия! — возмутилась Федора Матвеевна.— Ты по делу говори, а не про купцов да верблюдов. — Ты не сбивай меня, Федорушка, молодому человеку надо знать все, он же депутат народный... Голосок Людмилы Аникеевны журчал певучим ручейком, быстрые глаза-мышки задорно-живо смотрели из-под вылезших ресниц. На средства мира была построена в Ужанихе начальная церковно приходская школа, но сгорела, постройку нового здания мир так и не осилил. А церковь стояла давно, потом ее надстроили, получился не большой собор. В нижней, каменной, отпевали, крестили, венчали, а в верхней, деревянной, шли службы уставные, календарные... — Собор стоял посреди села, на самой маковке холма! — На пу стыре, догадался Никонов, где пихтовая аллея! — Священнослужи телей хоронили в церковной ограде, а мирской погост начинался сра зу же за оградой холма, кладбище было большое, хоронили на нем, может, двести, а то и больше лет, были и богатые памятники, тесаного камню... Старинное кладбище! — дивился Никонов, вспомнив Степу Казан цева, которому пригрезился крест в лебеде. Никакого креста он не ви дел, наверное, слышал только про кладбище... ...— В одна тысяча девятьсот двадцать втором году в Ужаниху вернулся с гражданской войны весь израненный молодой человек. Он был красив, как герой из романа, мужествен, благороден. Каждый ве чер он выступал перед народом на митингах, звал сельчан в светлое будущее... — Это она про Гаврюшку Бессонова,— толкнула Никонова локтем Федора Матвеевна.— Полномочный он был и при револьверах. И правда, весь пулями пробитый, приехал как бы на лечение, а в доме ни коровы, ни куренка. И кажинный вечер митинги. Разгорячится, ру ками размахается, у бедного изо рта юшка красная, такой был огне вой, Гаврюша Бессонов! Людмилка ухлястывала за ним, говорила, жалею героя пламенного. Жалею! Влюбилась, бесстыдница, поповна, а вешалась на шею нехристю с револьверами, страмница. — Гавриил Антонович был достоен поклонения любой женщины.— Людмила Аникеевна догадалась, о чем рассказала Федора Матвеев на. На дряблых ее веках заблестели слезинки, она смахнула их су хонькой ручкой.— Его любили все хорошие люди, а враги люто нена видели. Ему бы раны лечить, только до лечения ли было, если клас совая борьба? Враги стреляли в него из засады... — Правда, правда, лаптевские приказчики стреляли,— снова встряла Федора Матвеевна,— Чуть не убили, только он скрутил обо их, геройский был парень, Гаврюха-то... — Гавриил Антонович всю свою молодую жизнь отдал за людей,— всхлипнула Людмила Аникеевна. — Так оно, этак, да можно и потише маненько. Никто его, хворо го, не посылал в Туркистан. Врачи, лечись, говорили, дескать, без те бя люди управятся. Куды там! Вот и нашла его там пуля, это же вой на! Ему тада по двадцать второму шло, а где- только не помыкался! Аж в Петербурхё самом жил, наукам учился, зачнет говорить, нас- крозь тебя всю прошибет, слеза сама из глаз катится. ’■— Под руководством Гавриила Антоновича Бессонова в Ужанихе организовалась коммуна, и он предложил ее назвать «Мечта бедня ка». А на месте собора решено было построить дворец, куда каждый вечер приходили бы все от мала до велика строить планы на завтра, ПО
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2