Сибирские огни, 1986, № 12

ста лет назад. Он верующий человек, только не православный, а ка­ толик. Звали его Тициан Вечеллио. А на веранде уже и стол накрыт, Надя гремела блюдечками для варенья. Садясь за стол все так же с поджатыми губами, Федора Матвеевна спросила: — Ты вот писание читашь, и люди про тебя доброе сказывают, а почто плохое дело затевать? — Изголясси почто? —взвилась опять Кудашкина,—Деды наши вам вроде падаль, плясать на ихних головушках? Вона что с Таиськой надумали! А я еще бычка им! Уведу, уведу чичас же! — Да погоди ты с бычком, Евдокея, то ли не успеется? — И верно, давайте спокойно, а то вы меня запугали, я со страха ничего понять не могу. Людмила Аникеевна, может, вы мне объясни­ те, в чем моя вина? — Глуха она, как тетеря, ты ей реже говори, она тада по губам докумекает. А пришли мы к тебе, как к народному депутату. Каку-таку летцу боль на могилках с Таиськой строить навострились? Каку ишо каруселю на упокойниках крутить? — На могилках? —ничего не понимал Никонов.— На каких могил­ ках? При чем здёсь покойники? — А при том, что схоронены, вот и покойники. А вы — каруселю. Где такое видано-слыхано? То ли у вас с Таиськой камни в грудях, народу не совеститесь?.. — Это вы про пустырь? —У Никонова испарина выступила на лбу. Там что, кладбище было? А где же кресты, могилы? Бурьян, запусте­ ние... Если кладбище, хоть что-то осталось бы? Вы меня, гостьи доро­ гие, не морочите ли? — Потому и пришли, чтобы ты, как депутат, вникнул. Таиське сто лет долдоним, плакать принимались, а она: темные вы, отсталые, круть-верть —ускакала. А ты мужчина рассудительный. Мы вот и Людмилку взяли с собой, она постарше нас, все сама видала. Поповна она, младшая отца Аникея, в имназии науки учила. Людмила Аникеевна — поповна, в гимназии училась! Плохо же депутат Никонов знал Ужаниху: бесследно исчезнувшее кладбище, ря^ дом сидит живой осколок старины — поповна, а он узнает об этом только сегодня! Людмиле Аникеевне было, видимо, за семьдесят, су­ хонькая, легкая, совсем скрюченная, и за столом она сидела тоже крючком, будто собиралась клюнуть что-то на столе длинным сухим носом. С веселой своей улыбочкой она следила за беседой, переводя взгляд с одного говорившего на другого, Голова ее крутилась на тонкой шее, как у синицы. — Слышь, Людмила! —закричала во всю мочь Федора Матвеевна. ■— Таперича объясни ты депутату про погост! — И Никонову: — Она глуха, как чурка, а сказывает складно. Людмила Аникеевна закивала головой, заулыбалась беззубым ртом, приветливо глядя на Никонова. — Лицо у вас хорошее, молодой человек. И глаза добрые, ясные, и бородка... — Да ты не про бородку, тебе не замуж за него,— опять закричала, оглушая Никонова, Федора Матвеевна.—Ты про погост, про церкву. — Хорошо, хорошо, Федорушка, только я буду по порядку. Сергей Кузьмич — человек дальний, откуда ему знать про наше житье-бытье? Ужаниха, Сергей Кузьмич,— село старинное, от начала ему лет три­ ста, а то и более будет. Батюшка мой, иерей Аникей Аникеевич, читали скаску, патриарху московскому одним чернецом писанную. Папенька копию той скаски сняли, я сама читала, что де на Лебеди-речке царевы солдаты нашли скит староверов-раскольников поповинского толка. Община большая, душ за четыреста, поселение с избой моленной, амбарами, кузней, шорными, пимокатной — все в бору запрятанное. Те раскольники добрые были мастера шить овчинные шубы, сбрую 108