Сибирские огни, 1986, № 11

— Это Гошка-то меня выставил? Нос у него не дорос —меня выставлять. Я его сама со всеми почестями выставила. А он у меня прощения просил. Нелепая, непонятно отчего, как и где зародившаяся ссора, напере­ кор воле, желанию, чувствам, набирала силу, точно неведомый и не­ видимый родничок питал ее, оба были ослеплены, но оба не знали, что не ненависть ослепляет их, не ненависть застилает глаза, не ненависть помутняет разум. Не ненависть... От слепого добра рождается и зло слепое. Кричали-кричали... Докричались! Не испуганная, а гневная, вновь появилась хозяйка. — Опять серенады? Спасу-сладу нет, ночь-полночь ни стыда, ни совести — горло драть. Собирайтесь, убирайтесь,— в* наступательном тоне хозяйки ни пощады, ни прощения. Ничто не могло воспрепятство­ вать ее намерению выставить за дверь неугомонную парочку и охра­ нить покой Ревенко. — Пора и честь знать,—поддержал Ревенко и, уже обращаясь к Сане, отчетливо, умышленно твердо произнес: —В одиннадцать на аэродром. Раньше не получается. До этого времени меня не тревожить. Уразумел? — И он, то ли для пущей убедительности, то ли еще для чего, жестко повторил: —В одиннадцать! Не раньше и не позже. — В пять же договаривались...— попытался робко возразить Саня. — Все, что ни делается, делается к лучшему. В одиннадцать — значит, в одиннадцать. Советую не спорить... Не принял бы Саня совет и спорить принялся, но Капитолина схватила его за руку, потащила к двери, приговаривая смиренно и без­ ропотно: — Не спорь с начальством, не перечь начальству, ему видней. В одиннадцать так в одиннадцать. Ненарядная, без звезд, неуютная, без покоя, беспросветная, тем­ ная ночь не смирила, не примирила Саню, он гневно обрушился на ви­ новницу незадачливого визита, считая таковой Капитолину, ее непу­ тевое, бабье сумасбродство. — Соображаешь, что натворила? Пропади ты пропадом, и я с тобой пропаду. Чего мне до одиннадцати ждать, чего ждать-то? — Правильно —пропадешь, вместе со мной пропадешь, коли до одиннадцати ждать.—Капитолина игриво обняла Саню, вбирая его в свои объятия, ни сил, ни желания отстраниться не обнаружил Саня, он словно погрузился в сладкую, сосущую трясину, обволакивающую теплом и покоем, манящую призывно, неудержимо, и что — погибель иля спасение найдет он, что услышит? —Надо не ждать до одиннад­ цати.— «Спасение! Спасение!» —надо успеть до одиннадцати обернуть­ ся,— слышал он вразумляющие слова,—думаешь, отказал Ревенко? Он шанс тебе дал. Что он сказал, припомни: «Раньше одиннадцати не тревожить». Уразумел? До одиннадцати вертолет в нашем распоряже­ нии. — Не давал он нам вертолет, не давал. Не выдумывай чепуху,— Саня и сам начинал понимать: не отказал Ревенко, а дал спасительный шанс, скрыв его лукавой премудростью, скрыв то, что не его право рас­ порядиться вертолетом, скрыв то, что не его право отстраниться от своих дел и обязанностей, скрыв то, что не зло, а добро делает, скрыв то, что не встает на Санином скорбном пути... — Не тяни волынку. Быстро на аэродром. Так и скажи Гошке: до одиннадцати он в нашем распоряжении,— азартно произнесла Капито­ лина. Так Саня и сделал, в мыле прибежал на аэродром, так, как велела Капитолина,и сказал. — Эх, друг Фигаро, не помрешь ты своей смертью, с завистли­ вой горечью улыбнулся Скаллер.—Ни одному твоему слову не верю. Ни одному. Й в этом твое спасение. Доберешься куда тебе надо, не посчитай за дурака Гошку Скаллера. Не посчитай... 89