Сибирские огни, 1986, № 11

Нужно прогнать. Сейчас соберется с силами и прогонит. И он собрал­ ся с духом, чтобы покончить с этой женщиной, чтобы свести счеты с этой ночью, чтобы... — Реви сколько хочешь, изо всей мочи. Реви, чтоб выворачивало душу. Черт с тобой. Только не уходи, прошу: не уходи.— «Да куда же меня несет, я собирался прогнать, не оставить, что мне ее слезы? Нет, надо прогнать. Прогнать надо».—А проревешься, поедем со мной, пое­ дем вместе. Прошу, поедем.—«Что это, я хочу забрать ее с собой? А Ревенко куда? Я и без того в обузу, еще тащить за собой эту девку. Да не девку. Нормальную женщину. Самую что ни на есть нормаль­ ную. Пусть нормальную. Но зачем она мне? К чему? Что я, рехнулся? Никуда с собой не возьму. Пусть остается здесь, гнет спину, портит гла­ за в камералке, пьет спирт с бичами. Пусть...»— Ну поедем же, ну... Так мне будет легче. А-аа, Капа? — Ты чего... Ты чего... Куда мне ехать? — В Капитолине появи­ лась решимость ехать куда угодно, а именно потому, что появилась решимость, она противилась изо всех сил.—Не дури, Санька. Зачем я тебе? Совсем не нужна. Никто никому не нужен. Ничего не придумывай. Не придумывай, что мне нужно ехать с тобой. Ну, не придумывай же... но глаза умоляли, просили, требовали не слушать глупых, бабьих слов. «Пока не поздно — остановись,— приказал себе Саня.—Останови себя, останови ее». Категорично приказал, без сомнений и осуждений. — Хочешь, встану на колени. Хочешь? — Хочу! —испуганно согласилась Капитолина. «Еще чего, буду стоять на коленях»,—с ненавистью подумал Са­ ня. И встал на колени. — Мне страшно оставлять тебя здесь. Страшно уезжать без тебя. Что делать... Но страшно. — Санька... И мне страшно отпускать тебя, дурачка, одного. Зна­ ешь, как страшно. Мне будет казаться: я тебя бросила. А я не хочу бросать. Таких дураков, как ты, нельзя бросать. Попроси меня еще раз, чтоб поехала с тобой. Ну, попроси же... «Пусть просят другие, никогда никого не просил, не дождешься». — Никогда не просил, не уговаривал ни одну женщину. А тебя прошу, очень прошу... — Не раскаешься? «Каюсь, уже каюсь». — Ни в жизнь, ни при каких обстоятельствах. — Санька, ты пьян. Пьян, как сапожник. Не понимаешь, чего тво­ ришь. «Пьян до умопомрачения. В глазах —сплошной мрак». — Трезв! Трезв, как никогда. Понимаю, хорошо понимаю, тебе надо ехать. Ехать со мной. — Санька, как все нелепо. Как все нелепо случилось. Тебя привел мой старый муж, а уезжаю я с тобой. Зачем так случилось? — Чего мелешь? Меня привел Скаллер. При чем тут твой старый муж? — Он и был моим мужем. — Серьезно? — Фома неверующий. Говорю был —значит, был. — Серьезно? —не унимался Саня. — Заладила сорока, все с одного бока. Тебя это волнует? Саню волновало, разомкнулась какая-то правильная, доступная пониманию жизненная цепочка взаимоотношений, ведь есть же веко­ вечный порядок: как вести себя мужу, как вести себя жене, как вести себя тем, кто когда-то был мужем и женой, В конце концов, можно тайно отступить от привычных правил, но не так, как поступают Ка­ питолина и Скаллер, нарушая все человеческие нормы, явно, открыто на глазах друг у друга, пускаются во все тяжкие, не зная,’ не чув­ ствуя при этом греха. Все сошло со своих кругов, не думая возвра­ щаться на места, и тащило, влекло за собой Саню, и он летел навстре- 86