Сибирские огни, 1986, № 11

— Мужик должен быть твердым, как камень,— в глазах Скаллера загуляли сквозняки.— Испокон веков жена мужу уступала. А как на­ рушился этот закон, пошел в семье кавардак. Моя воля: никакой воли бабам не давал бы... — У тебя одна воля: воли не давать,— передразнила Капитолина, ее мало интересовало мнение Скаллера, и она не стала вступать с ним в пререкания.— Ты, Саня, жене уступал или тоже воли не давал? — Всякое бывало. Иногда уступал,— как на духу сознался Саня. — Хороший ты мужик, настоящий, раз жене уступал. Кто силь­ ный, тот уступить умеет. Сильных уступки не унижают,— Капитоли­ на посмотрела на Саню ласково, прочувственно, не скрывая уважения. — Сильный, сильный,—уважительный взгляд задел самолюбие Скаллера, и он почувствовал себя уязвленным, даже предпочтения во взгляде не выносил он.—Родная жена рогов наставила,—Скаллер сказал и осекся, поняв, что сказал лишнее. Но сказанного не воротишь, не воробей слово. Тяжелая, неловкая тишина... Гошка Скаллер уже успел посвятить женщин в Санину драму, и Тайка, и Капитолина сторонились касать­ ся ее, щадя чувства гостя, но невзначай, не со зла сорвалась она с языка Скаллера, но, с умыслом или без умысла, зло злом остается. Саня машинально дернулся, сжал кулаки, и быть бы нехорошей пьяной драке, но Тайка и Капитолина с двух сторон вцепились в Са­ ню, по-матерински целуя его в щеки, сбивая горячую, обидчивую волну. — Прости дурака,—трудно извинялся Скаллер,— черт за язык дернул. — Ладно, завяжем...— хмуро буркнул Саня, он и впрямь простил Скаллера. Гошка оценил Санину уступчивость. — Положись на меня, все будет путем,— Скаллер был готов искупить вину. Разговор вернулся к прежнему — как быть Тайке: возвращаться — не возвращаться к мужу. Странно, но короткая вспышка всех примирила во взглядах, мнения сошлись. Так они вчетвером решили: бежать, как собачонке, вслед за мужем не следует. Надо не только себя, но и мужа помучить. Пусть понервничает, подергается. А отчет Тайка закончит, сразу и возвратится. После, глядишь, уговорит мужа перебраться сюда, в пар­ тию. А не уговорит, останется в городе, в институте, на кафедре. В конце концов кто-то должен уступить. А время несокрушимо перемалывало часы, минуты. Выстоялась глубокая ночь. По местному времени шел третий час. Гошка Скаллер решил поставить точку. — В пять вылет. Вздремнуть надо пару часов. А, друг Фигаро? — Он добродушно, устало усмехнулся. Саню мотало. Не от вина. От усталости. Двое суток не спал. Провалялся несколько минут под машиной. Но разве это сон? — Девочки, накройте в углу,—попросил Саня. — Зачем же в углу,—неопределенно возразила Капитолина, скомандовав: —А ну, отвернитесь, оба — к стене. Саня и Григорий отвернулись. Через пять минут, в полумраке, Саня заметил: постели расстелены. Но вдруг Саня ощутил на себе взгляд, и не Тая, не Капитолина смотрели на него, взгляд этот точно шел сквозь стену, ночную мглу, расстояния. Скорбный, молящий взгляд. Прощающий и беспощадный. Видимый и невидимый. Добрый и злой. Не понимая умом, кто следит за ним пристально, сердцем понял: Танечка, и нет на земле места, нет укрытия, где бы укрыться от ее взгляда. — Я пойду... — в бессознательной тоске бросил Саня. — Иди-иди,—не понял Скаллер. Саня щелкнул задвижкой. — Друг Фигаро, десять шагов прямо — и сворачивай... Кстати, я с тобой, за компанию. 83