Сибирские огни, 1986, № 11

секретарши, старых, пожилых, молодых женщин и мужчин, сестру му­ жа. В прихожей набросила на себя шубу. А в спину ей летел крик де­ вочки, дочери секретарши: «Тетя, не уходи... тетя, не уходи от меня... Тетя, не уходи от мамички...» В машине она просила, умоляла шофера, чтобы он быстрее увозил ее от этого дома. Но он ехал медленно, очень медленно, приставал с ду­ рацкими вопросами: почему она возвращается без Ангелины Петровны и нужно ли ему ехать еще и за ней, и когда, наконец, дадут отдохнуть, устал, умаялся, дома ждут жена, дети. Ни на один вопрос не ответила Евгения Аркадьевна. Ей хотелось домой, хотелось остаться одной. Но дома в гостиной не спал бывший свекор, отец бывшего мужа. В нижнем белье сидел на диване. Курил. — Как вам не стыдно,— закричала Евгения Аркадьевна,— курить в чужом доме. Как вам не стыдно сидеть раздетым перед посторонней женщиной. Что я вам? Кто? Сидите в моем доме голый и курите. Вы, как и ваш сынок, все путаете: гаражи с публичными домами, квартиры с общественными уборными. Вы, как и ваша дочка, готовы украсть чу­ жих детей. Вы... вы... все Полонские распущенные, развратные людиш­ ки, для вас любое общество — гарем, набитый любовниками и лю­ бовницами. К чертовой матери всех вас и всех ваших детей. Петр Игнатьевич поднялся с дивана, не испуганный гневом невест­ ки, не оскорбленный, самообладание его не покинуло. Оделся спокойно, без стеснения. По привычке вновь закурил. — Разобрало тебя, Евгения, пуще старухи у разбитого корыта. Захлестнула разум боль-смертушка. Не разум бы, душу тебе захлест­ нуть болью. Срамишь род Полонских, а к нему лишний срам не при­ стает. Жил Вацлав в почтении и умер в почтении. Не отвернулось от него общество. А посылать к чертовой матери родственников — послед­ нее дело. Какая мы тебе родня, плохая или хорошая, а вытерпеть нас надо, не на веселье званы. — Не читайте проповедей, — злое, искушающее вдохновение сни­ зошло на Евгению Аркадьевну,— ваши поучения не стоят выеденного яйца. «Срам не пристает к имени Полонских, общество не отверну­ лось!» — передразнила старика намеренно фальшивым, слащавым го­ лосом.— Не пристает потому, что приставать больше не к кому. Ваш сынок — последний, кто носил эту фамилию. Считайте, в вашем роду ее больше нет. Вымерли Полонские, как последние твари,— язвитель­ но, намеренно жестоко, повторила: — Вымерли! Я — теперь не Полон­ ская. Принимаю девичью фамилию Васильева. И дети будут Василь­ евы, и дети детей — Васильевы. Сейчас они малы, а когда вырастут и не узнают, что носили фамилию Полонские. Петр Игнатьевич застыл, как изваяние, созданное не в смятении, а вечном спокойствии, непоколебимом временными ненастьями. — Не пристало тебе, Евгения, носить нашу фамилию. Хорошо, своим умом, без подсказки, дошла. Какая из тебя Полонская, коли не гордостью за мужа, а гордыней за себя изводишься. Наш род еще царем был проклят, но бабка моя и мать моя от своих мужей не отвернулись. В церковь, в Христа веру потеряли, но в мужьях не усомнились. Вера в мужей им веру в бога заменила. Было и для меня несладкое лихо­ летье, во врагах народа ходил, мою жену, Лидию Варфоломеевну, изво­ дили, заставляли меня врагом народа признать. Но не усомнилась она во мне, не отреклась, на неправедном суде человеческом говорила: по­ рочное к непорочному не пристает. А дерьма-то на меня понабросали! Ничего, все отскреблось, отмылось. А то дерьмо, что к тебе пристало, на два раза ковырнуть, и чисто. Но раз боишься руки замарать, не ма­ рай. Поступай по совести, которую имеешь, по своему разумению. Муж­ нину фамилию меняй, детей... Фамилию — изничтожишь, но кровь По­ лонских из детей не выцедишь. Кровь не водичка, даст о себе знать. Попомни мое пророчество: настанет час — дети от тебя отступятся, а родного отца не забудут. 67 3 *