Сибирские огни, 1986, № 11
мечтать, не люблю, не хочу. Хочу, чтобы все в моей жизни было настоя щее, только мое и больше ничье. Знаешь, что я хочу больше всего на свете? Чтобы все оставалось, как сегодня, как сейчас, когда ты рядом. Мне сегодня хорошо, Сережа. Ты научил меня быть счастливой, и теперь ни для кого и ни для чего я больше не хочу жить, только для тебя. Березки в сиреневой темноте сумерек, будто ластясь, подступили к самому крыльцу. Никонов молчал, испытывая глубокую нежность к этой женщине, лепечущей в сумерках полные неизжитого страдания слова. — Плеяды всходят, —сказал Никонов. —Ты иди ложись, а я сварю уху. Принесу тебе в постель, ...Надя вспомнила тот зимний ленинградский вечер, когда рассмея лась в лицо Никонову, сказавшему, что однажды ее отшвырнут, уйдут прочь, не оглянувшись... Потом ее не раз прогоняли, выбрасывали, как надоевшую вещь, которая никогда не была ни дорогой, ни любимой... Где это было? Они плавали на пассажирском пароходе, Чугунов — ма тросом, она судомойкой в ресторане. Вернувшись однажды со смены, Надя узнала, что Чугунов ночью пересел на сухогруз, который шел встречным курсом. Надя тогда была беременна, зимой родила мертвую девочку, сама чуть не умерла, ей хотелось умереть, она просила у вра чей что-нибудь, но, поправившись, снова кинулась его искать. Полгода спустя, измученная, больная, Надя нашла его в большом сибирском городе. Это был самый счастливый год в их жизни, Чугунов даже хотел тогда, чтобы у них родился ребенок. Они снимали комнату у одного старичка, алчного и сластолюбивого, старичок подглядывал за ними в замочную скважину, вымогал на махорку, на пиво, на свечку в церковь, бесцеремонно подсаживался к столу. Надя работала официант кой, носила домой гуляши и салаты,^ши с Чугуновым не голодали. Он не работал, бегал по городу, писал заметки для газет и радио, приводил домой журналистов, даже поэтов, небритых, худо одетых, вечно голод ных. Тогда они и познакомились с Антониной, диктором областного ра диокомитета. У Антонины был сильный голос, известный всей области, каракулевая шуба и много поклонников. На правах старшей по годам Антонина учила Надю, как «всегда быть на коне». Женщина, говорила она, должна быть остроумна, весела, даже если кошки скребут на сердце, интересна, оригинальна, темпера ментна в постели, много пить и не пьянеть, не звонить семейным поклон никам по домашнему телефону, в общем, быть «хорошим парнем». Сама Антонина вошла в роль «хорошего парня» настолько, что по клонники звали ее Антоном, что не нравилось только ее матери, сокру шенно дивившейся новой моде женщин не выходить Замуж, не рожать детей. , Однажды^ Антонина пришла к ним с бородатым лысым человеком в унтах, волчьей шубе, по имени Рустам, он немедленно выдворил из ком наты наглого старичка-хозяина, приказал ему не рыпаться, достал из портфеля спирт, икру, копченые балыки, апельсины, они пробеседовали с Алексеем двое суток. Рустам рассказывал про золотую шабашку в вольных старательских бригадах —«бумажек можно хватануть —два года сиди кум-королю, пиши свои стишки, Надюха паровую говядину будет таскать с базара». И снова начались их мыканья по «северам» — весной они уехали на Колыму, Надя целое лето варила на бригаду, но участок бригаде попался «нефартовый», они с Чугуновым едва зарабо тали на обратную дорогу до .Якутска. Зиму кое-как перебились в про ходной комнатушке, которую Наде уступила подруга по работе, офици антка Нелличка. Киренск, Нюрба, алмазный город Мирный, снова река, ленские рыбалки, ни дома, ни прописки — все их имущество — два рюк зака, один с жалким походным скарбом, другой —с дневниками Чу гунова. : , 54
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2