Сибирские огни, 1986, № 11

На веранде первозданный строительный хаос. Ножовки, рубанки, ящик с гвоздями, всюду щепки, стружки, и среди всего этого — стран­ ное сооружение, похожее на усеченную пирамиду, перевернутую вверх дном. Никонов с удивлением крутил в руках довольно тяжелое столяр­ ное изделие, сколоченное из старых досок, выброшенных им когда-то на дрова при ремонте крыши. — Понятно,—сказал Никонов.— Горшок для цветов. И вполне приличный. Зашпатлевать, покрасить... — Горшок! —Надя сердито вырвала свое изделие.—Это не гор­ шок, а кормушка. Дурачась, Никонов нахлобучил горшок-кормушку себе на голову и только после этого начал хохотать. Хохотал, взвизгивая, хватался за живот, как в детстве, когда жил в Настином переулке Галича. — Я не над тобой, извини.—Он, и правда, смеялся вовсе не над Надиной поделкой, хохотал от радости, что все его ревнивые подозре­ ния обернулись этим нелепым сооружением, не то.горшком, не то кор­ мушкой.—Замечательно получилось! Нехорошо такие таланты пря­ тать: ты большой мастер. — Правда? — с некоторым сомнением спросила Надя, не очень понимая причину его восторга.—Ты догадался, зачем кормушка? — Конечно.— Никонов вытер платком лоб Нади.—Ты собираешь­ ся купить козу. — Не собираюсь, а уже купила. И не козу. Пойдем. Схватив кормушку, Надя решительно зашагала к калитке в ого­ род. — Знакомься. Его зовут Пеструшка. Между сенками и домом —угол, куда Никонов сваливал всякую рухлядь: отслужившие срок утюги и чайники, ломаную мебель, ста­ рую обувь, авось пригодится. Хлам был убран, в углу постелена све­ жая солома, на соломе возлежал черно-пегий бычок, привязанный поясом от старого Надиного платья. На шее Пеструшки пояс был по­ вязан красивым узлом, похожим на галстук-бабочку певца-тенора. Новый член семейства вежливо поднялся навстречу хозяевам, про­ чистил языком влажные, в пупырышках ноздри, надул пегий живот и громко, на единственной ноте исполнил довольно длинную музыкальную фразу: — Мы-ыыы-ыыы! Мым! Нет, Пеструшка, пожалуй, не тенор, а бас, несмотря на свой юный возраст. — Ты не сердишься? —спросила Надя. Она стояла спиной к Пест­ рушке, будто готовясь защитить его собой от Никонова. Первым пришельцем из парнокопытных был в доме Никонова поро­ сенок, для которого Надя устроила загончик на веранде. Поросенок был с рукавицу, но визгу, топоту и вони хватало на весь дом. Никонов вос­ стал против четвероногого члена семейства со всей решительностью. Ну, огород, куда ни шло, но ради котлеты и ломтя сала этот визг, вонь, гря­ зюка? Винегрет, чугунок картошки, каша с молоком —и довольно:’ не в сытости счастье. В конце концов можно и в колхозную столовую ходить, а скотина во дворе — невидимой цепью ты прикован к животине: вари, корми, убирай, незаметно опускаешься, дичаешь —это и есть тот самый идиотизм деревенской жизни, осужденный классиками. Надя даже плакала, уверяя, что будет купать поросенка, мух выго­ нять, в доме будет чисто, и никакого идиотизма Никонов не почувствует А каши и проголодь ей осточертели в детдоме, она хочет не пустую кар­ тошку, а с салом, и-отбивную, и пельмени. В деревню она ехала не спа­ саться от идиотизма, а жить, как все. Она человек обыкновенный, лю­ бит поесть и до высоких теорий о пользе дурной пищи не доросла! «Ка­ ши, всхлипывала она. Я в детдоме съела целую гору каш а ни­ сколько не поумнела». ’ — Пеструшка ужасно породистый,—заглядывая Никонову в глаза говорила Надя. - Погладь его, пожалуйста. И совсем недорого нам до- 52