Сибирские огни, 1986, № 11
Но не для ЧЕЛОВЕКА РАЗУМА. Ибо мир ЧЕЛОВЕКА РАЗУМА — СОЗИДАНИЕ... Наивно? Пусть! Ненаучно? Пусть! Пусть наивно, ненаучно, недиа* лектично, но наивное это откровение было его противостоянием рели гии Татьяны Исаевны, зачарованной железной поступью своего кумира... Что еще сказал он тогда Татьяне Исаевне? Ах да! «Когда вы пуб лично карали меня, я видел простертую над вами длань, устремленную в даль веков». И еще что-то в этом же роде, что, расправляясь с ним, она исполняла волю своего венценосного повелителя. Не более и не менее! Вот какой пламень страшный клокотал в груди Никонова в тот дождливый день, ах, как жаждал он тогда испепелить этого ар хангела голубоглазого, бестрепетного витязя идей вечной, никогда не затухающей борьбы! Люди испокон веков борются, дерутся и кусаются, они кривляются, дергаются и гримасничают, не замечая, что привязаны невидимыми ве ревочками к невидимой длани кумира своего — то ли тщеславия, то ли властолюбия, эгоизма, просто барахлолюбия жалкого, но в какие красивые одежды люди-болванчики обряжаются, какой фразой пыш ной, как тогой пурпурной, прикрываются, вы не замечали, Татьяна Исаевна? Я не хочу и не буду драться и не только потому, что все сущее почитаю разумным и прекрасным,—изобличите это как идеализм и прекраснодушие,—но, главным образом, потому, что не люблю ру шить, а строить, не рубить, а насаждать, не топор, а лейку. Чистая совесть, работа, пусть малая, но миру людей красоты прибавляющая,— вот, если угодно, моя религия! А вы боритесь. Вам это, наверное, на роду написано. Это ваше НАПРАВЛЕНИЕ. Но принесло ли вам ваше твердое направление хоть миг единый истинного счастья? А не жертва ли вы сама чьей-то злой воли, бедная Танечка? Убивая время — приказ вернуться после обеда,—Никонов срезал зеленый таловый прут, обстукал кору черенком ножа, вспомнив галич- ское детство, вырезал свисток-дудочку. Посвистал тоненько. Телята на той стороне речки перестали щипать траву, насторожили уши; копчик завис над Никоновым, приняв звук дудочки за мышиный писк. Слу шая шуршание ветра в камышах, Никонов кидал в воду камешки и, глядя, как они выбулькивали фонтанчики брызг в омуте, размышлял о том о сем, понимая, о чем бы он сейчас ни думал, думалось ему об одном: почему Надя выдворила его из дома? «Ты же хотел на рыбал ку!». Да нет же, не хотел и не собирался. И не любит Надя уху... А сто рублей? Зачем ей деньги? Старушке в долг... Что еще за старушка? Никонов снова наживил червя и без всякого азарта рыбачил до полудня. Уже и на пирог, и на сковородку было в котелке, пора, пожа луй, домой — третий час. Он смотал удочки, шел однако не спеша, все время помня испуганное нетерпение в глазах Нади, с каким она выпро важивала его. Что за этим крылось? Но что бы ни крылось, пусть все идет своим чередом: он не повелитель, не покоритель. Жизнь гармонич ная—это когда все вырастает из доверия. Если нет ни покорности, ни гнусного уродства —жажды покорности,— что является тайной всех повелителей, великих, малых и мельчайших, за богов почитаемых и всеми презираемых... Дворов за пять до своей усадьбы Никонов услышал отчаянный стук молотка. Гулкий бондарный звук разносился по селу, будто наби вали на кадку железный обруч. Кто это плотничает в саду? —подивил ся Никонов. Плотничала Надя. Она встретила его с молотком в руке, на лице полоски пота, палец забинтован. — Вот,— сказала она.—Это я сделала. 51
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2