Сибирские огни, 1986, № 11

оглядывает его с головы до ног, когда он собирается на сессию сельсове­ та, выступать в клубе или уезжает в райцентр на конференцию. Надя была из семьи кадровых военных, отец и мать погибли в пер­ вые дни войны на границе, а Надю, уже школьницу, разыскала в детдо­ ме тетка, сестра матери, тоже вдова военного. Чтобы отвадить рлемян- ницу от дурных детдомовских привычек, тетка сажала ее в «карцер»: раздевала до трусиков, запирала на кухне с настежь открытой форточ­ кой. Детдомовское бросилось Никонову в глаза, когда он увидед Надю впервые за библиотечным барьером факультетского читального зала. Застенчивая, краснеющая от своей неуклюжести, всегда в одном и том же черном халатике с белым воротничком, девушка-подросток с круп­ ными, не по тонкой, хрупкой фигуре руками. И глаза, то полные детской готовности удивиться, засиять радостью, то сбычившиеся, глядящие ис­ подлобья, до смешного неприступно. Как тот неуклюжий подросток мог стать теперешней Надей, — тайна для Никонова великая, как тайна многое другое в этой женщине. Он и сейчас знал ее и не знал, мог лишь догадываться, что у нее на уме, и все равно часто ошибался. Прошлое? Оно заиливалось потоком событий, отдалялось, теряло остроту, воспоминания о радостях уже походили на сказку, боль огорчений притуплялась, и не так уж укалывали Никонова воспоминания о тех страшных десяти днях позапрошлой горькой осени. Он приказал себе думать — их не было, да и трудно было сейчас пове­ рить, когда им так хорошо, что они были, а не пригрезились в кошмар­ ном сне. Надя? Вот она, рядом, он слышит, как она рубит на веранде капусту, что-то негромко напевая, убегает в дом, хлопает калиткой в огород. Ладно, быть по сему: дом, хозяйство — вотчина Нади. Огород? Что же, занятие вполне женское, деревенское — ничего не навязывать Наде, давно решил он, жизнь довольно муштровала ее. Неожиданно для Никонова хозяйка из Нади получалась: в доме светло от хрустящих, на­ глаженных с крахмалом скатертей, наволочек, она переставляет мебель, , перевешивает картины, где-то прочитала, что так надо. Но главная ' страсть ее —огород. Делает торфоперегнойные горшочки, разводит осо­ бенные пупырчатые!огурчики, выращивает дыни и арбузы, и на удивле­ ние и зависть соседок они вызревают. Прислушиваясь к стуку сечки на веранде, Никонов со складнем- пилкой ходил по саду. Убрать подсыхающий нижний рядок сучьев, под­ резать агрессивно ударившую поперек аллеи березовую ветку. Лишь самую малость вмешательства, и пусть все будет, как у диких собратьев в лесу. Сосенки за лето вымахали, уже не дотянуться до макушек, внизу принялись и весело кудрявятся упругие кустики брусники. Работая, Ни­ конов краем глаза ловил каждое движение Нади, как она ходит по ве­ ранде, крыльцу в своем вязаном, плотно облегающем гибкую фигуру платье, как, гремя ведрами, спускается в погреб, солнце вспыхивает в бронзе ее волос. «Уха! Когда это я обещал наловить рыбы? —гадал Ни­ конов. —Не собирался я сегодня на рыбалку!» Последнее погожее воскресенье. Оглядеть каждое дерево, прилас­ кать: они тоже дети. Аюнская голубая ель заметно тронулась в рост и к зиме приготовилась: тугим кулачком налились верхние ростовые почки, все в молодой хвое деревце, будто осыпанное серебристым инеем. Мель­ кнуло что-то в кедраче. Желна! Здравствуй, лесной гость! С нынешнего лета желна, крупный черный дятел, облюбовал кедровую рощицу и те­ перь, что ни день, наведывается по-хозяйски, проинспектирует сад, где полагается, негромко потукает. Зимой на березы вдруг опустятся длиннохвостые синицы-ополови- ки, отдыхают, пересвистываются. Однажды спасались в саду пролетные овсяночки: торопливую их стайку гнали два сокола-кобчика Пичуги юркнули в карагач, затаились, а кобчики, поджидая, долго сидели на проводах. 45