Сибирские огни, 1986, № 11

Круглый стол посреди комнаты, разрисованный цветами и птицами комод, кровать да матерчатая люстра со свисающими космами паути­ ны—вот и вся мебель. Случайной в черной этой комнате показалась Лукерье картина в красивой раме, висевшая в простенке. На полотне угадывалось сквозь слой пыли молодое женское лицо. — Тут хаос, конечно, —сказала Гликерия Антоновна. —Леночка — человек не собранный. И никому не дает убирать в своей комнате. Ах, милая Луша, если бы ты знала, сколько всяких превратностей выпало на долю сестры! Сколько она пережила, бедняжка! Я давно бы превра­ тилась в прах, а она!.. О, ты увидишь ее и тоже полюбишь..г — Когда она вернется? —спросила Лукерья. — Вечером, часов в девять. Успею, решила Лукерья. Одиннадцать рублей — почти половина стипендии! Много лет не стиранные портьеры на окне были неизвестного цве­ та, то ли серого, то ли зеленого. Первым делом Лукерья сорвала эти портьеры, замочила в тазу. Начала она с побелки. 17 Они пили с Гликерией Антоновной чай, у Лукерьи слипались глаза. Хотелось упасть на пол и спать, спать, спать... Но живым ручейком журчал рядом голос Гликерии Антоновны. — Семья наша театральная: на сцене служили папа и мама, даже бабушка, а мы с Леночкой, как говорится, родились за кулисами. Игра­ ли с пеленок и ни о чем, кроме сцены, не помышляли. Как и все теат­ ральные дети, мечтали о славе, известности, были чисты, наивны, роман­ тичны... На висках Гликерии Антоновны конопушки старости, сухонькое лицо в тонкой паутине морщинок, но ясные глаза светились живой лу­ кавинкой. — Я играла служанок-вертушек, умела грациозно присесть, звонко смеяться, правдиво заплакать, но о первых ролях не мечтала. Всего во мне оказалось понемногу: таланта, темперамента, честолюбия, а Леноч­ ка! О, Леночка еще в студенческих спектаклях играла Жанну Д ’ Арк! Никто не сомневался, что ей суждена большая будущность, но вдруг с третьего курса она уходит из театрального! И куда ты думаешь? На завод, в рабочие! Все потрясены —со сцены в слесари! Белоснежные одежды Орлеанской девы поменять на промасленный комбинезон! Она, и прав­ да, стала слесарем, ушла из дома в общежитие. Зачем, спрашивается? Чтобы оказаться в самой гуще жизни, говорила она. Делать жизнь, а не играть в жизнь! Темперамент у Леночки страстный, я-то знала, как она жаждала успеха, славы, хотела стать героем, депутатом, государствен­ ным деятелем. О, для. успеха у Леночки было все: ум, смелость, често­ любие. Вот чего мне всегда не хватало —честолюбия, а у Леночки оно было неполеоновское. И была красота —боже! Как она была хороша, не правда ли? Картина в багетовой раме, оказывается, была портретом Леночки двадцатилетней давности. Перед побелкой Лукерья сняла его и, когда протерла влажной тряпкой, испуганно отшатнулась: молодая женщина глянула на нее холодно-жадными глазами. Нос с горбинкой, как у Гли­ керии Антоновны, но в лице Леночки все было крупно, ярко: пухлый рот, широкие сросшиеся брови. Алая косынка переброшена через плечо, в черных волосах — гвоздика, а крупная рука, как на державе, царствен­ но покоилась на головке слесарных тисов. Подметил художник и тай­ ное, что светилось в широко расставленных черных глазах —неистреби­ мое желание нравиться. — Этот портрет много раз печатался в иллюстрированных журна­ лах. Леночка была ударница, заседала в комитетах, ее в аэропланах во- 32