Сибирские огни, 1986, № 11
Лукерья помнила девушку-продавщицу — огненно-рыжая, в голу бом фирменном халате, крашеная. Эту огненную копну Лукерья разгля дела еще издали, она плавала над толпой, обступившей прилавок. Черные шпильки были! Они сверкали лаком среди белых, бежевых, полушпилек, лодочек. Сегодня показались они Лукерье еще красивее. — Вон те, черные,—с пересохшим горлом попросила Лукерья, когда подошла ее очередь. Огненная продавщица, не оборачиваясь, —разговаривала с муж чиной в кожаной куртке, —взяла туфли, не глядя на Лукерью, швырну ла на прилавок. — Мерять в чулках! —скомандовала густым, почти мужским басом. Нагнувшись, чтобы разуться, Лукерья увидела лохматые до пола уши, а потом всю собачку —низенькую, непомерно длинную. Ту самую, что видела на Невском. Весело смотрела на Лукерью и хозяйка собачки, старушка в платье с каракулевым воротником. Она понимающе улыбну лась, глядя, как Лукерья, снимает свои старые развалюхи, как берет ложку и, словно воду меряя, вытянув пальцы, сует в алую внутренность новых туфель. Пятки, пальцы, всю стопу крепко охватила пахучая хру стящая прохлада, ласковое ее объятие отозвалось во всем теле. Лукерья надела вторую туфлю, с удивлением огляделась: она стала выше всех у прилавка, выше рыжей продавщицы, а старушка с собач кой остались где-то далеко внизу. Показалось, вся очередь тоже удиви лась ее преображению в одно мгновенье — из лягушки в царевну... — Выпишите, пожалуйста, — попросила Лукерья. —Я покупаю... — Шестьдесят один, —сказала продавщица, с треском отрывая талон. Лукерья подумала: продавщица оговорилась, ошиблась, но уже знала, что услышала правильную цену, и у нее сразу вспотели ладони. — Как... шестьдесят? Я же их меряла... позавчера. Вы сказали — сорок. — Хватилась! Распродали скороходовские. А это чешские. Фабрика «Батя». Спиртовая подошва. Лак. Берешь? Или подождешь до свадьбы? Продавщица догадалась, какая страшная беда обрушилась на Лу керью. И радовалась чужой беде. Из-за^ррашеной змеюки этой, подума ла Лукерья, все и получилось. Только что они были ее, вот они, на при лавке, Лукерья помнила их прохладное тепло на своих ногах — и нет ничего!.. — Не расстраивайся, они тебе все равно не идут, —захохотала продавщица. Швырнув туфли на полку, она переглянулась со знакомым в коже. —Могу предложить по твоей валюте. —И кинула на прилавок суконные старушечьи боты. Пятясь, Лукерья выбралась из очереди. Ей казалось, все оборачива ются на нее, радуясь вместе с рыжей продавщицей ее позору. Чтобы не разрыдаться у всех на глазах, Лукерья забилась между какими-то ящиками и телефонной будкой. Беззвучно всхлипывая, делала вид, что копается в портфеле. «Я выучусь, буду профессором, а ты... там и оста нешься за прилавком», —утешала она себя, почему-то виня во всем кра шеную злюку-продавщицу. Что-то холодное ткнулось ей в колени: собака. Черный мокрый нос- пуговка; сквозь космы седых волос глядели на нее мудрые стариковские глаза. — Не хватило? —спросила старушка. —Сколько? О, господи! Кому какое дело? Лукерья досадливо отвернулась, но старушка не отходила. — Много, — всхлипнула Лукерья. —Одиннадцать. — У меня двадцать с собой, —сказала старушка.—Могу дать взаймы. Заработаешь — отдашь. — Я... не работаю. Учусь. Долго ждать придется. — Какая жалость! А туфли тебе хороши. Очень! Я видела. Постой, у меня есть идея! Ты можешь заработать одиннадцать рублей. 30
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2