Сибирские огни, 1986, № 11

еще в Гостином переобуюсь. И хватит, подруженьки! За кипятком! А ты сама, Зельмочка, промнись, вон на тебе сколько нарощено сала эс­ тонского! А ты, Оленька, тряпку в руки да под кровать, покрути задом, бесстыдница кривоногая!» Не замечая, что сильно размахивает руками, Лукерья беззвучно смеялась, довольная своим ужанихинским остроумием. У нее, слава богу, не кривые ноги. А ходить в шпильках научится: вон как та де­ вушка в соломенной шляпке: цок-цок-цок! Как лошадка, головку на- бок, грудь вперед, глядите, какая я... Лукерья тоже выставила грудь и засеменила, засеменила на но­ сочках. Только не цокали ее на резиновом ходу лодочки, шоркали по асфальту. Лукерья даже споткнулась на ровном, чуть не упала. Научится! Всему научится, ведь она живет в Ленинграде! Тут ча­ са не минет, чтобы не научиться чему-то! Дивный город! Вышел на улицу и ждешь уже: что-то вот сейчас случится с тобой необыкновен­ ное. Кто-то встретится, заговорит, посмотрит с удивлением... В Ленинграде все бывает наяву, даже то, что в Ужанихе во сне не пригрезится. Шла она однажды по Невскому, навстречу артист Жаров! Помахивает тросточкой, улыбается своей лихо-лукавой улыбкой. В Ужа­ нихе он был для Лукерьи так же недоступен, как Пушкин, будто из другого времени, а на Невском прошел рядом, живой, веселый, сча-. стливый. Лукерье показалось, он и ей улыбнулся, оглянулся вослед... Молодой человек сидел на парапете, читал книгу. Длинные волосы мешают, он смахивает их с лица и читает, читает... «Оглянется или нет? — подумала Лукерья.— Если оглянется...» Молодой человек поднял от книги хмельные глаза, и Лукерья всем телом ощутила на себе его взгляд, растерянный, почти испуган­ ный. Он? По ленинградской последней моде Лукерья почти по пояс отпустила волосы; мыть, сушить их — страшная морока, но все го­ ворили: «балтийская», как у Зельмы, прическа шла ей. Молодой человек провожал ее взглядом, Лукерья чувствовала его взгляд на себе, как прикосновение. Она еще не привыкла к городскому разглядыванию, вдруг подумала: нет, не ОН. ОН взглянул бы не так. Он не стал бы разглядывать фигуру, ноги, одежду. Он посмотрел бы ей в глаза. И дрогнувшим сердцем она поняла бы, это ОН... Он удивился бы ей, как Андрей Болконский удивился Наташе Ростовой! Про НЕГО она знала лишь одно — ОН не похож ни на одного пар­ ня из их гидрометеорологического. Валерочки, Васеньки, Эдики. Он за ­ гадочный и давно ищет ее... Один второкурсник сказал, что у нее красивые волосы, и пригласил в кино. Звали его — ха-ха! — Валера... Никто ей не нужен, ни ухажер, как говорят в Ужанихе, ни партнер, как говорят в Ленинграде. И поклонник не нужен. Лукерья сама хотела поклоняться. Любить, служить. Но любить студента, про которого знаешь все? Поклоняться Васе,у которого, каку зайца, шевелятся уши? Моряку Зельминому, от которого за версту ра­ зит табачищем? Ой, нет! Парень с книгой проводил ее долгим взглядом, но Лукерья тотчас забыла про него, оказавшись в людском кипении площади Александра Невского. Цвела сирень, женщины шли с букетами в руках, у некоторых веточки были зашпилены в волосах. Вот здесь, в шумной толпе Невско­ го, гулял Пушкин, и в карете с фонарями проезжала Наталья Нико­ лаевна. Ехала со своей красотой и славой, со своими тайнами, неведо­ мыми миру слезами, с женскими заботами — о детях, няньках, день­ гах... Лукерья жила в Ленинграде!.. Не сразу она поверила в это — где ты, милая Ужаниха, есть ли ты еще на белом свете? Лукерья забыла уже про наглых ребятишек на мосту, не обращала внимания на голод­ ное ворчание в животе. Она не смотрела на витрины с сырами, кругамя 28