Сибирские огни, 1986, № 11

солнце играло в густых темно-каштановых волосах, сияли ясные карие глаза. Неужели это ей, дивился Никонов, он купил на Витебском вок­ зале полстакана водки? Это была совершенно другая женщина, и не без глупого самодовольства Никонов думал, что он заново сотворил человека, как одно из деревьев в своем саду... ...Ничего он не сотворил, не выращивал, плохой оказался садовод. Дивился Никонов своей слепоте, глухоте своей— не почуял сердцем, что свершалось рядом с ним в душе близкого человека. Был субботний вечер, Никонов задержался в школе с драмкружком, вернулся затемно, подходя, удивился, что в доме не светится ни одно окошко. Позвал — никто не откликнулся, увидел на столе листок из тетрадки, две тороп­ ливые карандашные строчки: «Сережа, не жди меня, не ищи. Прости, родной!» Двери настежь, постель дыбом, это было бегство, торопливое, спеш­ ное, от кого? От него? Из Ужанихи? От жизни, которая давно опосты­ лела? Из дома, который ей так- и не стал родным? Бегство в былую стихию, к прежним привычкам? Не ищи! Что это значит? Он кинулся в бор, обшарил все глухие лога, согры, овраги... Часа два нырял в Катькином омуте, где раньше на Лебедь-речке стояла мельница... Чуть не захлебнулся из-за, осклиз­ лой суковатой карчи, давно затонувшей на дне омута. Отплевался, от­ дышался, понял — нет, на ЭТО Надя не могла решиться. Отпросившись, кинулся в райцентр, позвонил в милицию, но ни в морг, ни в вытрезвитель никто из женщин в эти дни не поступал. Вспомнил, в райцентре живет приятельница Нади, Антонина Бори­ совна, кажется, корреспондентка. В редакции районной газеты ска­ зали—не корреспондентка,—диктор местного радио. Дали домашний адрес. В деревенском гостиничного типа доме постучал в указанную дверь, никто не ответил. Соседка-старушка, не прекращая вязать чулок, сказала: «Никого нетути, в город уехала дикторша».—«Одна?» — «А бог ее знает, соврать не хочу. Женщина нетутошняя, из области приехавши!» Не вдвоем ли с Надей уехала в город Антонина Борисовна? Нико­ нов обошел все забегаловки райцентра, вокзал, до закрытия просидел в чайной, которая вечером делалась рестораном с баянистом и щерба­ той певичкой. В конце концов страшная догадка, которую он упорно прогонял, которая однако не выходила у него из головы, представилась ему той правдой, с какой он больше всего боялся смириться. Надя в городе, ее позвали... Сесть в самолет, обшарить весь город, найти, отнять, спасти чело­ века! Убить, уничтожить врага рука у него не дрогнула бы! Но вот нужно ли его, Никонова, заступничество?! Нет, в нем не нуждались... На селе станут говорить разное, но истинный приговор будет еди­ нодушным: от хорошего мужа баба не уйдет. Приговор жестокий, но справедливый. Дом, сад, все окрестности Ужанихи опустели для Никонова. Он по- прежнему ходил на уроки, работал в саду, резал всякие пустяки в ма­ стерской, но зачем теперь все это? Пустой дом ему опостылел, Никонов запер его, перебрался в ма­ стерскую. Часами сидел у камелька, вырезывал из березовых чурок кудлатых расхристанных чертиков, бросал в огонь. Охваченные жаром пламени, чертики весело, забавно жестикулировали. Осень стояла ясная, бесснежная, над мастерской мерцали далекие созвездия. Никонов лежал на своем топчане, следил за движением ми­ розданий, думал, думал... Что такое любовь? Вихрь? Пожар? Может ли вихрь продолжаться годы? Может быть, любовь приходит не ко всем, а только к избранным? Вечер сменялся утром, утро — вечером. Никонов вырезывал черти­ ков, бросал их в камелек, он был язычник, как бабушка Ульяна, ему делалось от этого легче. Кроме Нади, Никонов не знал другой женщи­ 21