Сибирские огни, 1986, № 11
кома партии Воронихина. Став после инсти тута завбазой, Козырин, не успевший расте рять своей честности, не научившийся пока делить людей на «избранных» и «прочих», пытается поначалу работать, как подсказы вает совесть. И однажды отказывает во внеочередном выделении дефицитного това ра районному хирургу, за что тут же получает взбучку от Воронихина. Отныне Козырин прочно усвоил, что если не посягать на хорошо отлаженную систему «ты — мне, я — тебе», то можно жить припеваючи. А поняв это, «перестал копать ся в себе и мучиться глупыми вопросами, раз и навсегда решительно поставив на них крест». Собственно говоря, именно Воронихин оказался катализатором, способствовавшим возникновению в душе Козырина ощущения «хозяина жизни» и переходу его судьбы на другие рельсы. Присматриваясь к стилю руководства первого, секретаря и его обра зу жизни, основанном на волюнтаризме, протекционизме, показушничестве, замалчи вании недостатков, Петр Сергеевич делает для себя определенные выводы. Как видим, наметившийся в дебюте по вествования конфликт оказался шире, мно- гослойнее локального противостояния мо лодого газетчика и матерого дельца. Он втягивает в свою орбиту все больше и больше людей, стоящих на разных ступе нях служебной и партийной лестницы, ста новясь конфликтом не только остросоци альным, но и общественно-политическим, поскольку вскрывает и отражает те боль ные тенденции нашего общества, не пре одолев которых мы не сможем двигаться дальше. Козырин и иже с ним, вероятнее всего, не смогли бы чувствовать себя так вольготно и безнаказанно, набрать такую силу, более то го—выродиться в уродливую антисоциали стическую аномалию, не ощущай они за сво ей спиной негласной поддержки Воронихина. Не случайно, работая над статьей о Козыри- не, Агарин приходит к выводу, что Козырин «не родился некоронованным королем Кру- тоярского района, он им стал во время своей работы. Стал с помощью Воронихи на». Но не настолько уж слеп и наивен был первый секретарь райкома, чтобы не заме тить, кого он пригревает. Однако дало в том, что пригревать такого человека, как Козырин, умеющего любой ценой добиться необходимого результата, да еще препод нести товар лицом, в хорошей, как говорит ся, упаковке, Воронихину было выгодно. «Да, в некоторых вещах Козырин, конеч но, хватил лишку, и мы с него спросим, — соглашается и даже строжится Воронихин, но тут же и выгораживает: — Но идеаль ных людей нет. А я смотрю еще и с другой стороны и вижу, что таких работящих му жиков, как он, у нас мало. И если мы его уберем, заменить будет некем». Собирая материал для статьи, Агарин убеждается, что незаменимость Козырина— всего лишь легенда, многие свои не посредственные обязанности он выполняет спустя рукава. А сомнительный альянс «новых» деловых людей и их покровителей держится именно на выгоде, обоюдной вы годе. И возможность такого альянса, всем ходом повествования убеждает нас М. Щу кин, возникла не на пустом месте. «Люди, подобные Козырину, с присущей им наблюдательностью и совершенный, почти собачьим чутьем, смогли уловить тот момент, когда красивая фраза, красиво поданное дело стали удобной и непроница емой ширмой, за которой можно было скрываться со своими настоящими жела ниями и представлениями о жизни. Если же кто-то хватался за эту ширму и пытал ся ее свалить — они мгновенно объявляли войну, в которой использовали любые сред ства». Как и в случае с Козыриным, мы пона чалу встречаемся совсем с другим Ворони хиным. Бывший фронтовик, приняв в 50-х годах под свое начало отстающий район, «не зная ни дня, ни ночи, ни отпусков, ни выходных», он буквально вытащил его из прорыва и уж больше не сдавал завоеван ных позиций, чего бы это ему ни стоило. Но вместе с успехами накапливалась и боязнь за (не дай бог!) несделанное дело, боязнь, идущая с тех памятных времен, когда «над ним, как топор, висело желез ное слово «давай». Под гнетом этой боязни он и вывел «для себя принцип, неукосни тельное исполнение которого требовал и от других — сначала сделай дело, а уж потом будешь рассуждать, как и каким образом ты его сделал». Надо сказать, что в перерождении ком муниста Воронихина повинны не только определенные обстоятельства нашей обще ственной жизни или сбои в хозяйственном механизме. В не меньшей степени повлияло и го, что писатель называет в романе «по терей слуха». Большая власть дает большой голос, но и требует, в свою очередь, абсолютного слу ха, или, говоря иначе, умения критически оценивать свои и чужие поступки, склады вающиеся обстоятельства, обстановку. Ведь именно несоответствие «голоса» и «слуха» чаще всего и приводит к расхождению сло ва и дела. Самоуспокоенностью, верой в собственную непогрешимость, чннушеством оборачивается потеря «слуха» для Ворони хина, приводит его к попранию деловой и партийной этики, а в конечном счете — к перерождению. Особая опасность такого перерождения в том, что сопровождается Оно духовным распадом, духовной радиацией, которая разлагающе сказывается на окружающих. В конце концов, борьба, развернувшаяся между героями романа «Имя для сына», направлена не просто против каких-то от дельных недостатков, злоупотреблений или неверных методов руководства; ведется она прежде всего за душу человека, за чистоту и прочность его нравственных устоев. Здесь и позиция автора, и его художническая задача. Вот, собственно, отчего так ненавидит Андрей Агарин Козырина и все, что с ним связано: он для него, потомка династии сибирских хлеборобов, обживавших Сибирь, отстаивавших Советскую власть в боях гражданской и Великой Отечественной войн, — классовый враг. «Козырин мешал ему жить, мешал верить в то, во что он, Андрей, всегда верил». А верил, опять же, в то (и это было впитано 176
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2