Сибирские огни, 1986, № 11
как показывает нам исследователь, проявил ся и в стихах А. Одоевского, В. Кюхель бекера, В. Раевского, и в остроумных эпи граммах Н. Чижова, и в многочисленных мемуарных сочинениях, которые нам остави ли почти все ссыльные декабристы, и да же в якутских очерках «неисправимого» романтика А. Бестужева-Марлинского. Вместе с тем переход от романтизма к реализму был для декабристов не просто сменой «литературных одежд», не просто овладение новыми, более совершенными приемами отображения действительности. Для большинства эта акция была в полном смысле мировоззренческой. Оказавшись волею судьбы среди народа, увидев собст венными глазами жизнь, труд, страдания и лишения простого люда, декабристы не могли не подвергнуть пересмотру свои убеждения, в том числе политические. Вот почему, выявляя приметы реализма в творчестве декабристов, Ю. С. Постнов останавливается главным образом на тех, местах, где налицо признаки существенных перемен либо даже коренного перелома в сознании того или иного автора. Особого внимания исследователя удостаиваются произведения, где ставятся важные обще ственно-политические и исторические проб лемы — например, проблема героя и на рода, нашедшая отражение в наиболее крупных произведениях декабристов пери ода каторги и ссылки. Все это вместе взятое дает исследовате лю возможность сделать четкий вывод о том, что «Сибирь сыграла свою ощутимую роль в идейно-творческой эволюции героев 14 декабря», способствовала «развитию в их сознании демократических начал, крити ческому пересмотру их прежних взглядов, известному преодолению принципов дво рянской революционности».* Не случайно лучшие из них «вынашивали идею, гряду щей революции, о чем прямо Говорил от лица своих товарищей Одоевский в ответ на послание Пушкина в Сибирь». Герой следующего очерка исторический романист И. Т. Калашников — фигура, прямо скажем, скромная, незначительная, особенно если сопоставлять ее с героичес кими натурами декабристов и всем, что ими сделано, в том числе и в литературе. И тем не менее очерк «Исторические ро маны И. Т. Калашникова» не просто фор мально примыкает к предыдущему фунда ментальному исследованию, но в чем-то его продолжает и дополняет. Дело в том, что И. Калашников был прямым, ближайшим последователем декабристов по части худо жественного «освоения» сибирского края; в лучших своих романах он сумел «подать», представить Сибирь столь захватывающе яр ко, что произведения его, пусть и недолгое время, пользовались огромным успехом. Они привлекли к себе внимание и за рубежом, в частности, В. Гюго с похвалой отозвался о романе «Дочь купца Жолобова». И вот теперь этот писатель прочно, основательно забыт. К каким же выводам приходит Ю. С. Постнов, подвергнув ромайы И. Калашникова тщательному «ана томированию»? Это был бесспорно талант ливый писатель, и слава, пришедшая к нему как автору романов «Дочь купца Жолобова», «Камчадалка», «Изгнанники», вполне заслуженна. Но перед нами один из тех весьма распространенных случаев, ко гда талант писателя не получил «правиль ного воспитания», а сам писатель оказался в плену устаревших канонов и традиций (в данном случае традиций уже доживавше го свой век романтизма), не смог до кон ца выявить свою самобытность, не смог даже разумно распорядиться таким уни кальным для того времени жизненным ма териалом, как великолепное знание Сиби ри — ее прошлого, ее природы, быта и нравов населяющих ее народностей. Вот почему для нас сейчас представляют инте рес лишь те страницы, где И. Калашников живописует Сибирь без оглядки на разно го рода «традиции», где обнаруживается его художническая самобытность. Еще одна интересная и тоже не утратив шая актуальности проблема поставлена в очерке «Н. М. Ядринцев — литературовед и критик». В отличие от канувшего в Ле ту И. Калашникова, фигура этого выдаю щегося деятеля сибирской культуры до сих пор вызывает жгучий интерес; к его твор ческому наследию обращаются, особенно в последнее время, многие исследователи. Другое дело, что далеко не все в этом об ширнейшем наследии по-настоящему изу чено и по достоинству оценено. Не стерт до сих пор с Ядринцева и пресловутый ярлык «областника», некогда прилепленный этому крупному писателю и ученому. И вот 10. С. Постнов, коснувшись лишь одной стороны многогранной деятельности Ядрин цева— его критических работ, — блестя ще (иного слова и не подберешь) доказы вает и демонстрирует, насколько широко, масштабно, оригинально мыслил этот че ловек. Н. М. Ядринцев в свое время смело поставил вопрос о той огромной роли, ко торую, играет провинция в развитии госу дарства и его культуры. Его возмущает снобистское, голословное утверждение мно гих столичных «авторитетов», будто «про винция живёт без разума и сознания». Опираясь на многие факты и свидетельст ва, Ядринцев доказывает прямо противо положное: «отрицать значение областей — это все равно что не признавать роли от дельных органов в деятельности такого ор ганизма, как государство». Знание «об ластной», местной жизни имеет громадное значение и' для развития литературы, ут верждает Ядринцев, и в качестве класси ческого примера приводит «Тараса Буль бу». Такое произведение, пишет Ядринцев, можно создать «только благодаря изуче нию и знанию областной истории», «что, впрочем, нисколько не мешает Гоголю ид ти к широким обобщениям» — «у него частные и местные типы получают обще человеческое значение». Разумеется, в сво- их выводах и суждениях Ядринцев порой впадал в крайности и преувеличения, од нако, как совершенно справедливо замеча ет Ю. С. Постнов, сама постановка вопро са о «местной литературе», о ее соотнесе нии с общерусским литературным процес сом была не только правильной и своевре менной — этот вопрос не утерял своей злободневности и в наши дни. Размеры журнальной рецензии не позво ляют подробно остановиться на всех очерках, вошедших в книгу Ю. С. Пост нова. Тем не менее еще-один очерк никак " 173
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2