Сибирские огни, 1986, № 11
час делает пустую, бесполезную работу, а все-таки делает, то в нем зарождается безразличие, равнодушие юо всему, душа его опустошается.- Надо ставить человека в положение хозяина своего колхоза, совхо за, земли, на которой он трудится. Вот с этого надо начинать заполнение души. В безнарядных звеньях народ трезвого ума. Но 'их мало, мало этих звеньев! Он опять смолк, опять посмотрел на меня. — Но что такое внутреннее возвышение сегодня? —упросил я. Прошло совсем немного дней, как я с председателем колхоза «Дружба» Оления- ского района, что на Твершине, Георгием Александровичем Смирновым добирался до сути этого свойства, хотел понять, с чем оно связано. Смирнов считал, что каждый споткнувшийся человек способен ко второ му рождению, открыл колхозные ворота всем желающим, и коллектив лучшего хо зяйства района сильно разжижился разным неблагополучным народом. Началась борь ба. Я знал, что дисциплина зашаталась, и не мог ничего определенного сказать, чем это все кончится, но я видел в колхозе лю дей, как раз способных к внутреннему сос редоточению, к возвышению, беззаветных тружеников, которых Георгий Александро вич называл людьми государственными, имея в виду их способность к самоуправле нию во имя высокой цели. Помню, я спросил председателя колхоза, с чем связано, по его мнению, это свойство русского человека. И вот теперь предложил я этот вопрос Абрамову. И он сказал почти то же, что и Смирнов. Нужна сосредоточенность на себе. Ве ра. Уменье сосредоточиваться на главном, уменье жертвовать во имя идеи... — Да, — подхватил я. — Это и тер пенье, непритязательность, опирающаяся на самого себя, вера в счастливый исход! Воз можность хорошо, честно трудясь, вносить свой скромный вклад в общее дело. — Хорошо трудясь! — остановил меня Федор Александрович. — Но если человек хочет хорошо трудиться, да не может, по тому что над ним бестолковый руководи т ь , который слепо выполняет иные неум ные распоряжения, или потому, что погек тарная оплата подталкивает его делать больше, но хуже, развращает нравственно... — Но в любой обстановке мы видим лю дей с разным отношением к жизни, к делу всегда и везде, таких, которые умеют со средоточиваться на главном. И я рассказал, с чем столкнулся на Вал дайских отрогах в Оленияском районе, в некогда большой, но почти обезлюдевшей деревне Мякишево. Из-за бездорожья, из-за отрезанности (35 километров до ближай шей автобусной остановки) была эта де ревня наречена неперспективной, народ стал разъезжаться. Но деревня все же да вала хлеб, молоко, тянула план. Все там держалось усилиями горстки людей, спо собных без выходных и отпусков работать по четырнадцати часов в сутки. Это были механизаторы, самый цвет. Коммунисты. Они делали все: пахали землю, косили сено, складировали и вывозили навоз, пасли ко ров, сторожили ферму. Дешевые, низкооп лачиваемые работы справляли по очередш «А что сделаешь? — говорил мне Анатолий Захаров, еще молодой, лет тридцати пяти, человек. — Надю же кому-то тут жить. Землю же не бросишь одну... Вернется ведь к нам народ!». У них было особое выражение глаз, у этих людей: «ничего, ничего, еще немножко, и все образуется», они как бы извиняли кого-то и призывали верить, они как бы говорили, что если где-то что-то и неладно, то это лишь временно, что это связано с какими-то заблуждениями и что все равно «дело пойдет по правде». Глаза Федора Александровича тепло све тились, он, кажется, что-то вспомнил и сказал: конечно же, сила, русского человека заключается в том, что в обстановке осо бых трудностей он крепнет и способен к этому самому внутреннему возвышению, о котором мы говорим. И он заговорил о З а х а р о в ы х . Он встречал немало таких людей, стал расска зывать о них, и передо мной возник образ человека, в котором я позже узнал Миха ила Пряслина, главного героя трилогии Абрамова. Федор Александрович подошел к одной из икон и сказал, что, по его мнению, ин терес к иконам у многих связан с интере сом к нашему глубокому прошлому Се годняшние люди хотят чувствовать свой корень. Вспомните лики Рублева. Какая сила чувства! Сейчас по Нечерноземью, продолжал он, паломничает масса худож ников. Немало интересных работ, но пишут ли они главное? Я тоже присматривался к Нечерноземью на полотнах художников. Не все меня устраивало. Мне казалось, что иные рас- сматриваіот человека с живописной, что ли, точки зрения. Запомнился набросок, кото рый я увидел на мольберте одного худож ника. Лента пашни из-под плуга, тракто рист, этакий стрелобровый славянин, стоит, опершись о гусеницу трактора, а в отдале нии — миражно выписанная церквушка. Я понял, тут были два символа: уходящее прошлое и сегодняшняя энергия, выражен ная количеством железа и волевым лицом тракториста. Он стоял спиной к церквушке, внимательно смотрел на пашню и уверенно — в будущее. Картина называлась «Энер гия». Абрамов слегка поморщился, выслушал меня и сказал, что многие художники, как и писатели, не понимают новой энергии, почему-то не замечают тех людей, коими сильно наше государство. Память у меня плохая, поэтому я запи сывал все, что говорил Федор Александро вич. Его рассуждения помогли мне по-но вому осветить кое-что из блокнотных записей, а частично уже и изложенное в рукописи. Я даже сказал, что хотел бы воспользоваться его мысдями. — Ну о чем разговор! — отозвался он живо. — Это наше общее дело. — Да, вы правы, — продолжал я, — живописности и красочности достаточно у нынешних художников, но только вспом нишь лики Рублева, и все это тускнеет. Силу духа народа надо писать! — Не созерцать надо, — подхватил Фе дор Александрович, —- а проникать в ду ховный мир людей. Он сел за стол на свое рабочее место и под сердитый выдох сказал, что это соб 163
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2