Сибирские огни, 1986, № 11

занного. Здесь, на дне, дерутся не честнее, но и не подлее. Нежной вашей ручкой с наманикюренными пальчиками вы бьете пострашнее матроса с пьяным кулачищем. — Я знала, догадывалась, именно так вы истолкуете мое выступле­ ние на собеседовании, но, поверьте, по-другому я выступить не могла, не имела права. Не хотела я вам зла, нет, не хотела!.. — Вы повторяетесь. То, что вы сказали сейчас, вы уже говорили.; Точно этими же словами! Хотите, напомню, где и когда это было? — Стоит ли? Я пришла сказать вам... — Простите, но я расскажу, это интересно! — перебил ее Нико­ нов.— Вспомните: толпа студентов в коридоре, закончилось только что собрание, на котором объявили, что Алешка Чугунов, мой земляк, ис­ ключен с третьего курса. Вот тогда вы, вся в слезах, воскликнули: «Не хотела я этого! Не хотела!» Вы рыдали, но слезы были даже к ли­ цу вам, все поносили Алешку за' то, что он заставил вас страдать. — Но вы... вы не можете не знать, что драма с Алексеем едва не убила меня... — Как же, помню: вы похудели, побледнели, наверное, и правда, тяжело пережили случившееся, только где он теперь, ваш друг Алек­ сей Чугунов? Матросит на Енисее, пароходные гальюны драит. Вся жизнь парня пошла под откос: ни диплома, ни профессии, университеты свои проходит со шваброй в руках. Да, да, вы це хотели этого, все вам поверили, что не донести на Алешку вы не могли, не имели права! Конечно, не имели, а где тот студент-фронтовик, который — вы тоже этого не хотели! — вынужден был после стычки с вами уехать из Ленин­ града, и лишь боевые ордена защитили его от большей неприятности? А ваш муж? Где он, Татьяна Исаевна? В тюрьме бедняга, за него вы тоже боролись, вы всегда за что-то боретесь. Борьба — чудное слово, но оглянитесь: за вами всюду идет беда. Вы и за меня боролись на собеседовании, вы были логичны, убедительны, как всегда, кристально правы, и вот я катаю бочки! — Никонов чувствовал, что говорит сум­ бурно, бестолково, но его понесло, он уже не мог остановиться.— Вы хотя и не полководец, но по природе своей победительница, триумфатор. Спасая, убить — вот ваш девиз, и этим вы похожи на своего венценос­ ного кумира! Вспомните: «Не может быть принесено богу более тучной жертвы, чем преступный человек». Я — преступный человек, и, спасая истину, вы принесли в моем лице «тучную жертву»! Не богу, не истине, но кумиру вашему. Вы швырнули меня к его царственным стопам — сгинь во прахе! А еще вспомните: «Высшей своей обязанностью я считаю публично карать преступления». Публично! Когда вы публично карали меня, я видел простертую над вами длань, устремленную в даль веков. Сами того не ведая, вы исполнили его волю, и хоть невелика победа, мелочевка-аспирантик жалкий, но бронзовая ваша догма воссияла вновь, стоит незыблемо! А мне поделом, я сам виноват. Какая наг­ лость!— назвался —помните? — вашим врагом. Сам назвался! И полу­ чил по сопатке, однако все справедливо, все по закону законов, а ля герр, ком а ля герр *. Ликуйте же, побежденный у ваших ног, аве, Цезарь, моритури те салютан!** Послушайте! — воскликнул Никонов, будто его только что осенило.—Вам же полагается контрибуция. Все победители берут с побежденных контрибуцию. Рабами, конями, соба­ ками, городами. В рабы вы меня не возьмете: слишком бестолков, а вот пир —это можно. Иными словами, ужин за мой счет. Нет, не в за ­ бегаловке студенческой —в ресторане! Самом шикарном! А если думаете, я без денег, то очень даже ошибаетесь. Моя новая работа — золотое дно. Неделю покатал-потаскал — аспирантская стипендия в кармане. Плюс питание даровое, то есть ворованное. В сущности, я вас должен почитать за благодетельницу, чахнул бы на аспирантских скудных харчишках, а теперь я сыт, пьян и нос в табаке, как говорит * На войне как на войне. ** Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть тебя приветствуют. 13