Сибирские огни, 1986, № 11

в самолет. Однажды уже приняли за дурака и пьяного. Осмотрелся. Никому до него не было дела, никто не смотрел в его сторону, не об­ ращал внимания. Но ему показалось, незнакомые люди говорят о чем- то знакомом, известном. И все говорят об одном и том же. О смерти. О погибшем мужчине. О погибшей женщине. О той, которая осталась и работает в театре, и плюет на все разговоры, на весь стыд. О том, который, не выдержав позора, сбежал то ли на Колыму, то ли на Кам­ чатку, то ли в Сибирь, то ли строить БАМ. Незнакомые люди говорили о знакомом жадно, со вкусом, со знанием деталей и подробностей, гор­ дясь, щеголяя тем, что им так много известно. Не только гордясь, но и наслаждаясь, что им так много известно. Потом голоса незнакомых людей смешались и потонули в зимних солнечных лучах, зазвенели, зарезвились колокольчики медным раз­ ноголосьем, исторгая из металлического чрева сладкую отраву усы- пального звона, и он вкушал благость небытия, гипнотизируясь, засы­ пая, растворяясь в солнечных лучах, торжественных звуках медного звона. Покачнулась и поплыла под ногами земля. Покачнулась и по­ плыла... — Вам плохо? Вам плохо? —Кто-то кричал ему в ухо, но нет, ему не было плохо, было хорошо, расчудесно, прекрасно, бестелесно. Сане не хотелось расставаться с прекрасным состоянием, но краешком сознания он понял: нельзя, сейчас нельзя, чтоб ему было хорошо. И он ото­ звался на обращение. — Нормально. Все хорошо,— и начал оправдываться: — Не спал давно... устал... немного устал... все хорошо... Кругом шептались, говорили вполголоса, в голос, никто не знал его, но говорили о нем, о его жене, о ректоре и жене ректора. Все эти люди были из его города и летели в его город, а он со своим несча­ стьем стал скверной легендой, достопримечательностью, забавой, по­ техой, развлечением. И не все то, что говорили о нем, было правдой, но ему не хотелось и мысленно кого-то оспорить, что правда, а что не­ правда. Он думал о том, что надо купить куклу дочери, о том, чтобы его Танечку, единственную любимую женщину, в скорбный путь не проводили без него, чтобы последнее, что у него связано с ней на этой земле, не отняли, не растоптали. Не отняли и не растоптали послед­ нее! Он думал только об этом, летев в самолете. Он думал только об этом, ступив на землю родного города. Он думал только об этом, выскочив из такси у «Детского мира» купить куклу дочери. Он думал только об этом, увидев окна своего дома, еще не зная, дождалась или не дождалась его Танечка... Три дня душа человеческая не расстается с телом человеческим. Дано три дня для очищения от скверны. Живущие очистят живших — и сами очистятся, начав иной счет времени. Поведется для живых но­ вое времяисчисление от дня расставания близкого с миром. И так суждено было закончиться Дню Третьему. Но чем сужде­ но было закончиться Дню Третьему... ♦