Сибирские огни, 1986, № 11

легко, он едва поспевал за втянутыми своими напарниками. Первые дни у’него едва хватало сил встать утром с постели, проглотить кусок. Ныла поясница, кружилась голова, руки были в кровавых мозолях. Выдержать!—стискивал зубы, заклеивая мозоли пластырем. Но брала свое галичская лесная закваска, тело наливалось по­ немногу силой, да и сама работа на свежем воздухе —отличный лекарь немощей, насиженных в читальных залах. И конечно, питание, вот даже колбаса копченая, а иная кладовщица, случалось, фруктами побалует: Аркашка умел с ними найти общий язык. Это был совершенно другой Ленинград, о котором Никонов не подозревал — Ленинград задних дворов ресторанов, подсобок, винно- водочных, кондитерских, бакалейных магазинов — обратная сторона витринного парадного Невского, чрево города. Как и другие грузчики- странники ночевал Никонов где придется, обедал, «чем бог послал», то есть тем, что добывал, как из воздуха, Аркашка. К одному не мог при­ выкнуть Никонов в новой своей жизни, что было для него ежедневным тяжким испытанием — проклятая бутылка, с которой начинали его напарники каждое утро. Бутылка, жадно выпитая в крысином темном углу, в ущельях среди нагромождений пустых ящиков, бутылка, вы­ питая прямо из горлышка, рукавом утертая. Вот и Минька, шестнадца­ тилетний оголец, уже втягивался, уже и матерился, и сальные анекдоты рассказывал взахлеб. Впрочем, тут, на задворках Невского, была своя сумеречная со своими законами жизнь: набивали сумки краденым все, начиная с про­ давщиц, всех этих альбиночек, юличек, пишбарышень из контор, кончая наглыми кладовщицами, вроде Жанны, которая всех на свете презира­ ла, считала ворами и мошенниками. А начал Никонов свою новую жизнь с Больше-Охтинского кладби­ ща, где в компании местных профессионалов рыл могилы. Деньги там шли хорошие, но после расчета вся шайка-лейка загуливала, не появля­ лась на кладбище, пока не пропивала все до копейки. Никонову честно отдавали его долю, но так как, уйдя из общежи­ тия, он был вынужден ночевать то у одного, то у другого из своих коллег-гробокопателей, деньги у него выманивали, выпрашивали, про­ сто вытаскивали ночью из карманов — на опохмел. За обедом в дешевой забегаловке случай свел его с Аркашкой (разговорились, оказавшись за одним столиком). «Беру тебя, рабсила мне требуется,— тоном солидного руководителя сказал он Никонову.— Будешь сыт, пьян и нос в табаке». О себе он рассказывал охотно, с пафосом и моралью, но все получа­ лось у него туманно как-то, вроде он и на фронте воевал, будто бы даже батареей командовал, и семья, и жена у него была, «покрасивше этой кобылы Жанны», и в завмагах он ходил, «делами — ого, какими!— ворочал», но куда-то все подевалось, от всей роскоши остался лишь жалкий авторитет своего человека в магазинных подсобках. На задворках Невского Аркашка, и правда, был фигура видная, его знали завсекциями гастрономов, кладовщицы, вхож он был даже в служебки Елисеевского. Аркашке было под пятьдесят, голова, бакен­ барды белым-белы, но двадцатилетние аллочки и юлечки звали его Арканей за легкий нрав, чисто ленинградскую готовность пошутить, побалагурить. Аркашка пил, но Никонова не понуждал и в компаниях «батарейно» командовал: «Студента не трогать, башку оторву! Сту­ дент — человек! — и добавлял: — Пока что». У Аркашки Никонов теперь и квартировал в полуподвальном закутке; за его зарешеченными окнами шоркали подошвы прохожих, в форточку влетали огрызки яблок, смятые папиросные пачки. — Ты, Серега, воробей не нашего двора,— говорил Аркадий, когда после рюмки-другой на него находил стих пофилософствовать.— Живешь с нами, а грязь наша к тебе не пристает. Только все равно не твоя это жизнь, батарея. Мы с Минькой — кто? Вроде крыс, здесь, в кладовках, наше законное место, а ты тут к чему, ученая голова? Слу- 9