Сибирские огни, 1986, № 11

шего для других: родственников и приятелей покойного. По старуше­ чьей привычке рассуждать вслух обратилась как бы к внучке, как бы на понимание не рассчитывая. — Эх, Оленька-Оленька, не дождется мамочка папу твоего, видно, не судьба... Девочка вздрогнула, оцепеневшими пальцами схватила бабушку за подол, потащила к двери. Та не сопротивлялась, растерянная, вино­ ватая, шла за внучкой. Но на их дороге встал Петр Игнатьевич, на ми­ нутку задерживая. — Вот тебе, дочка, конфетка.— Протянул конфету Оленьке, и к Таисии Павловне нагнулся, обняв ее за плечи, обращаясь: — Не зря сказано: душа — мера, глаза — вера, совесть — порука. Невестушка моя вчера меня из дома изгоняла, сегодня вас, а завтра детишек род­ ных на улицу выставит. Душа у нее червоточит. Душа серединка напо- ловинку не складывается, либо темная. Если дана человеку душа, то в ней непременно или любовь или ненависть гнездится. А какой человек за душу ответчик. Человек при душе состоит, а не душа при человеке. Раз велит невестушке душа гнать нас всех взашей — ничего не попи­ шешь, в такой она потребности пребывает. Не серчайте, Таисия Пав­ ловна, сердца на невестушку не держите. — Да мне ли на нее сердце держать, она б на меня не держала,— сострадая искренне, искренне не порицая, ответила Таисия Павловна,— а с директором мне свидеться бы, может быть, и вымолила я соизволе­ ние с дочкиными похоронами повременить. Все понимала и знала в жизни Евгения Аркадьевна. Но эта чушь о душе, о каких-то неземных, невразумительных материях была вне пределов ее знания и понимания, она не допускала и мысли, что в раз­ глагольствованиях бывшего тестя и замызганной старушонки есть ка­ кое-либо оправдание. — Вы превратили мой дом в заведение для умалишенных,— сказа­ ла Евгения Аркадьевна.— Какое еще соизволение? Похороны состоятся в то время, в какое назначены. Категорично, ясно и твердо расставила все точки Евгения Аркадь­ евна, возвысив тем самым реальную земную жизнь над зыбкой хироман­ тией души. И Таисию Павловну, и Петра Игнатьевича сокрушила, до­ била земная правда, что еще, кроме собственного бессилия, могли они почувствовать, ни душа, ни совесть, ни сострадание не закрывали и не открывали кладбищенские ворота, ключ от них в цепких и крепких ру­ ках Евгении Аркадьевны. Но земная правда не сокрушила Ангелину Петровну, молчавшую долго не потому, что испытывала бессилие или пребывала в согласии, а молчавшую в ожидании своего часа. — Не огорчала б я тебя, голубушка, да огорчить придется,— с из­ девательским дружелюбием вмешалась в разговор Ангелина Петров­ на,— кто желает знать, что похороны Вацлава перенесены на три часа, тот уже оповещен. Так и так, в газете опечатка. Опечатка есть опечат­ ка, не будьте в претензии... Музыканты на два часа заказаны, на пол­ второго — фотограф, на два пятнадцать — автомобили. А кто не жела­ ет знать, что похороны перенесены,— тот ни о чем не ведает. Мы им по­ сочувствуем: простите-извините, что не предупредили об ошибке в га­ зете, не известили, не пригласили. Суетно! Маетно! Не до того. Не на похороны, так на поминки пожалуйте. Так что не обессудь, голубушка, мы тоже зря время не теряли. Заиграли, замерцали пушиночки на верхней губе Евгении Аркадь­ евны, шало и даже как-то весело, враг по плечу — милей и долгождан- ней друга, не любила она друзей своих, но соперников, беспощадных, коварных, обожала — и с радостью вступала в противоборство с ними, ибо изведала умопомрачающую отраву победы над сильными, над все­ сильными, над непобедными людьми и жаждала той отравы. Мило-пре­ мило улыбнулась, превосходства не подчеркивая, но и достоинства не теряя. 104