Сибирские огни, 1986, № 11
отмечает природа иных людей такой печатью, накладывая неуловимое, но заметное тавро. — Секрет не откроешь, как со счастьем сговорил ся? Дело принимало хороший оборот, а вот разговор... разговор за теялся неважнецкий. — Открою... Открою... Сначала жену схороню, а после открою, по делюсь счастьем.—С каждым встречным приходилось делиться горем, разрывать его на части, разменивая на метры-километры пути, но сколько он ни разменивал горе, меньше оно не становилось. Это толь ко счастье можно вмиг проморгать, а горе —оно на всю жизнь горе, не разменяешь, не промотаешь. Вне зависимости от Скаллера в глазах командира, пилотов, ма ленькой женщины Саня стал другим человеком, заслуживающим снис хождения, понимания, а кто заслуживает снисхождения и понимания, тот заслуживает и места в кресле самолета. Все, что никак не улажи валось, не устраивалось, устроилось и уладилось в минуту. Саня при открыл свою беду, а ему приоткрылась лазеечка в тайники человеческо го добросердечия, тщательно скрытая, замаскированная служебной суетой и бестолочью. Маленькая женщина проводила Саню и усадила в кресло, под све товым табло, где обычно располагаются женщины с детьми. Но Саня сам не мог разгадать своего горя. Не мог разгадать, по чему жена его, Танечка, навсегда ушла из жизни. ВРЕМЯ ОТ ВАЦЛАВА С одержимой решимостью входила Евгения Аркадьевна в собствен ный дом. И в собственном доме ее непререкаемой воле препятствовала иная воля, столь же непререкаемая и непреклонная — воля людей, счи тающих себя вправе противодействовать или презирать. Она будет вы ше того, что называется судьбой или обстоятельствами, она будет не доступна презрению. Хорошо и ровно стучит сердце. Холодна кровь. Светел разум. Как дьяволица, красивая Евгения Аркадьевна в одер жимости: высеченная из камня, неподатливая человеческим слабостям, глаза заворожены сумеречной тенью, их не разгадать, не понять, губы вычерчены несокрушимой жесткой линией, не улыбнутся, не дрогнут в страдании, блестят жемчужно на верхней губе пушиночки. Что-то ждет ее в собственном доме... Кто-то ждет ее в собственном доме не обманулась в ожиданиях. Порог не переступила, возбужденной радостно бросилась на руки Оленька, дочка секретарши. «Тетя, — кричала она, —тетя пришла, тетя кофету даст». На лице девочки было написано ожидание, и вот ожидание сбылось, пришла те тя, которую она полюбила, у которой хорошо на руках, которая при ласкает и угостит. Девочке нравились все большие, взрослые люди, но эта тетя нравилась больше других, она выделила ее из всех, выбрала для себя, привязавшись безраздельно и по-детски корыстно. Сначала Евгения Аркадьевна подумала: откуда взялась эта девочка и почему она вертится под ногами? Затем припомнила. «Вчерашняя... Дочка секретарши». Отстранила ее от себя, с пренебрежением рассматривая личико. «Вылитая мамаша. Лицо —как книга, все на нем написано: непосредственная невоспитанность. Ни стыда, ни совести: подавай кон фетку. Этой нужна пока от меня конфетка, а ее мамочке —понадобил ся мой муж». Евгении Аркадьевне показалось: она заглянула не в ли цо, а в судьбу девочки, скопировавшей мать и в обличье, и в манере поведения. Эту девочку ждет похожая судьба. Вот так же, с любовни ком, закончит и она свою жизнь. Вот так же оставит после себя ребенка и блудного мужа. Вот так же поломает жизнь какой-нибудь женщине. А девочка не понимала, почему ее не хотят взять на руки, и тянула вверх свои пухлые ручки, ожидая и ласки, и внимания, и чего-нибудь 101
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2