Сибирские огни, 1986, № 10

снег, испускал радостный вопль. Какой в его положении радостный? Кощунственный! — А-га-а! А-га-аа! А-аа! Ага!» Но внезапно топор за­ вис в воздухе, что-то живое, косматое опускалось на него. Вобрал плечи в голову. «Будь что будет, —впервые смирился, впервые поддался судь­ бе, в темнеющем сознании'мелькнуло: ведь мертвая, ведь все равно не поправишь. Что-то холодное, косматое ткнулось в лицо и... охладило, привело в чувство. —Снег... Снег! Сбил с деревьев». Как бы ни были скверны обстоятельства, но никогда не оставляют дразнить мелкие радости, и откликается на них сердце. Горе беспрос­ ветное: смерть жены, жуткий, мрачный путь, но все равно приходят приятные минуты, все равно на короткое мгновение теплотой наполнится сердце: удачно угнал машину, повстречал милиционера Сан Саныча, то­ пор под сиденьем оказался, а тут, когда подготовился к самому худше­ му, всего-навсего снег свалился на голову. В насмешку посылает судьба эти радости, приманивая в утаенные силки? Или такая тварь божья че­ ловек, что не истребишь в нем жизненные ростки, в неморочь, в житей­ ское непогодье тянущиеся к свету. И совсем плюхая, и совсем кощунст­ венная мысль кольнула Саню. «Подберут Танечке хорошее, веселое ме­ стечко на кладбище, значит, и тут... радость. Все не лежать в тени или под косогором». Он нарубил ветки, сгреб в охапку. Решил возвращаться по старому следу. Метров шесть-семь он шел, попадая в собственный след. Но ско­ ро след раздвоился, человек ли, зверь какой совсем недавно, вероятно с вечера, оставил за собой меты, а теперь эти меты сбивали с истинного пути, хоть убей, но он не мог вспомнить, где тропа, пробитая им, где — не им. Он и в обычных обстоятельствах неважно ориентировался в про­ странстве, а в темноте, тумане заплутался вовсе. Наугад, наудачу взял влево. Через десяток шагов засомневался в верности избранного нап­ равления. Повернул обратно, но то ли промахнулся, то ли не заметил место, где раздваивались следы, другой тропы не нашел. Заметался взад и вперед, роняя и подбирая ветви, проваливаясь в снегу, матерясь нескладно и без души. Наконец сообразил: надо бы остановиться, отды­ шаться, одуматься. Он остановился, отдышался, одумался. А прокля­ тое время не знало остановок, маленькая стрелка на часах подбиралась к четырем. Ему захотелось снять часы и зашвырнуть в непроглядную темень. Но разве поможет? «Не мельтешить, не метаться, какой ни есть след, а идти по нему, все равно выведет к дороге. Правда, если не зве­ риный?» —снова заколебался Саня, присел на корточки, вглядываясь в очертания следов. «Нет, человеческий! Не мой?» —Он попытался сли­ чить след ранешний и новый, который поставил специально для сличе- чения. «Вроде мой и не мой...». Саня шел и его тащило куда-то влево и влево, деревьев впереди не убывало, напротив, они множились, сплачивались, удваивались, утраи­ вались. Всё меньше становилось веры, что идет верно. Все больше сом­ нений. А когда сомнений стало столько, что их уже и не пересилить, не­ верные следы растворились вовсе, он сначала испуганно и обреченно вскрикнул, но тут же оборвал обреченный крик и испустил радостный. Под ногами дорога. Дорога... Дорога... Дорога! «И кто вздумал с ним игры играть? Подводить к самой пропасти, бездне, а когда, казалось, ничего не остается, как вниз головой бросить­ ся, протягивать спасительную соломинку. Сколько за последние сутки спасительных соломинок? Хотя бы с того начать, что никакой возможно­ сти выбраться из таежной глуши люди ему не подсказали, отказав в са­ молете, автобусе, попутке, а он с отчаяния машину угнал. Так бросила судьба первую спасительную соломинку. Потом Сан Саныч заграба­ стал, крепко, основательно,—не подвернись под руку орденские книж­ ки, долго бы ему в канареечной будке маяться. Так бросила судьба вто­ рую спасительную соломинку. Затем, черт знает, какой след и куда его завел. Решил: во век из тайги не выберется. Но, вместе с печальным ре­ 95