Сибирские огни, 1986, № 10

— А оплата? —ненастойчиво спросила Евгения Аркадьевна. — Все оплачено... все уже оплачено,—с горечью отозвался Стас Фатьянов, и горечь его, как и сила, была неподдельной. Евгения Аркадьевна не стала настаивать на цене. Провела худож­ ника в гостиную, показала, куда ставить витраж, в переплет над дверьми, напротив окон, так, чтобы на витраж падал свет, чтобы цветовая мозаика играла всеми красками. — Рисунок по усмотрению,—льстиво сказала она, как бы прими­ ряясь, как бы извиняясь,—единственное о чем прошу, не выходить из комнаты. Не нужно попадаться на глаза посторонних. Надеюсь, к двум часам в моем доме будет витраж, но от тебя не останется и следа. — Упаси бог иметь такого друга, как ты. Но иметь такого врага одно удовольствие.— Стас Фатьянов еще раз поклонился Евгении Ар­ кадьевне, его манера кланяться совсем не говорила о почтении, это был какой-то странный ритуал, вызывающий и небезобидный.—Моя нога не ступит по ту сторону порога. А по эту сторону нечего делать тебе. И Стас показал Евгении Аркадьевне на дверь. /- ВРЕМЯ ОТ ТАНЕЧКИ Времени в запасе — кот наплакал. Шел четвертый час. А тут угораздило на восемьдесят три километра. Мотать и мотать дорожные версты. Пока ехал, продвижение вперед, воспоминания помогали ус­ тоять в борьбе со временем, как бы там ни было, но он подчинял его себе, медленно, но верно продвигаясь к цели. Он остановился, а вре­ мя не остановилось. Для времени не существовало препятствий — человеческих козней, тумана, темноты, кюветов. Саня не на равных вел спор со временем, дьявольская несправедливость всех противо­ борств: на стороне всесильного всегда и обстоятельства, и удача, и судьба. Все льнет к сильному, Саня же был слаб, и этого было доста­ точно, чтобы против него ополчились и обстоятельства, и удача, и судь­ ба. Разве не судьба загнала его в кювет на ровном месте, где на трас­ се асфальтовое покрытие, разнюнился, развоспоминался и потерял ощущение дороги. Лишь на минуту утратил контроль — и расплата... Он вылез из кабины, такая жуть, такая оторопь взяли его, что едва удержался, чтоб снова не вскочить в кабину, там он все-таки чув­ ствовал какую-то защитную среду, что-то ограждало от ночной непро- гляди и дикости, согревало и придавало уверенность, здесь же природа пыталась вобрать его в себя, растворить в себе, подавить, смять, низвести до никчемности. Ознобный, смердящий туман проникал в каждую частицу тела, вливаясь в спину, грудь, позвоночник, шею. Саня глотал влажную парную эссенцию и задыхался, отплевывался, но липкие сгустки лезли в легкие, сбивали дыхание. Первое, о чем подумал Саня, что нужен топор, нарубить веток под колеса машины Он обрадовался тому, что нужен топор, не зная имеется ли он. Обрадовался тому, что снова залезет в кабину! Он долго рылся под сиденьем, хотя сразу нащупал топорище. «Ну чего, чего каните­ лишься,—заревел Саня на самого себя,— размазня, отродье непутевое». Как канительно искал топор, так же канительно вылазил из кабины, ед­ ва-едва передвигая ноги, направился за обочину дороги, где не деревья, а призраки, ехидные, оскалившиеся. Шел с оглядкой, боясь потерять контуры машины, но она истаивала, истлевала в морозной ночи. Все, что могла отнять,—отняла эта ночь, теперь и машину, последнюю надежду, единственную помощницу. Он остался один против всех. «А топор, а-аа, не помощник? Топорик ты мой, маленький, ну-ка...—нежность, не свой­ ственная Сане, проявилась внезапно, и к чему? Топору. Да не к топору. К Танечке. Но он не понимал, что к Танечке, поэтому ласкал и уговари­ вал топор,—хорошенький ты, топорик мой, раз... еще раз... еще разик, давай, родненький, давай...—Он крушил ветви и, когда те падали на 24