Сибирские огни, 1986, № 10

связан с нею в последующей жизни. Раньше он и в мыслях не прёд- старлял возможную с ней близость, да — он не любил жену Нелли Владимировну, анемичную и податливую, нарожавшую без его согла­ сия троих детей, и не украшавшую его ни в обществе, ни в обществеш ном мнении, но он смирился с ней и в смирении нес обременительный семейный крест. А тут выпал случай и повод взбунтоваться и против жены, и против бестолковых детей, и против семейного креста. Взбун­ товаться — и отринуть обременительную ношу, и получить то, о чем боялся и мечтать. Он понимал, что с Евгенией Аркадьевной судьба высо­ ко вознесет и обласкает, ибо она сама и есть животворящая судьба. Женщина — это судьба, в ее руках и путь вверх, и падение вниз. С такими, как Евгения Аркадьевна, не падают. Она и Вацлава Петро­ вича, человека далекого от честолюбивых помыслов и устремлений, высоко вознесла на крыльях своего честолюбия. И прежде чем ре­ шиться на безоглядный ответ Евгении Аркадьевне, Зукарь все обдумал, рассчитал, взвесил. Его аккуратное, обихоженное, правильно манекен­ ное лицо оттенялось страстной порывистостью, мефистофельская отте- ненность хорошо шла непорочному выражению глаз, всегда внимающих и участливых. — Отказаться от мертвого труднее, чем от живого. Ты нашла силы отказаться от мужа. Будь на моем месте сам дьявол, и он бы встал на колени.’—И на своем месте, и не будучи дьяволом, Зукарь опустился на колени, упираясь лбом в колени Евгении Аркадьевны, сидевшей в кресле.—Да, мертвые всегда имеют преимущество перед живыми, сама смерть оправдывает их. Поэтому я считаю свою жертву мелочной. С этой минуты я принадлежу не семье, а тебе. «Красиво говорит»,—удовлетворенно оценила порыв Зукаря Евге­ ния Аркадьевна, но будет лучше, если он станет говорить менее краси­ во, но более ясно. — Ты предлагаешь разделить жизнь или только одну ночь? Зукарь резко выпрямился, на одном дыхании произнес: у — Да, я хочу, чтобы ты стала моей... — На ночь? Или навсегда? — Не на ночь... — Ну, тогда дай мне два дня на раздумья. — Ни минуты. — Два дня, всего два дня... — Что же будет через два дня? На что мне надеяться? — Зукарь поймал запястья Евгении Аркадьевны, она осторожно освободила руки, поднялась из кресла и, отвернувшись к стене, чтобы он ничего не мог прочесть в ее глазах, с холодной бесстрастностью сказала: — Надейся на лучшее. Надеющийся податлив, надеющийся жертвенен. Сейчас Евгения Аркадьевна нуждалась в его податливости и жертвенности. Она знала, что ответит через два дня. Но два дня ей нужно было подер­ жать Зукаря в жертвенности, в неведении и в надежде. Так ей было нужно... Почему — знать только ей. ВРЕМЯ ОТ ТАНЕЧКИ Что на часах? Два ночи. Что на спидометре? Сорок три километра позади, двести семь — впереди. Саня высчитывал, сколько времени добираться до города. На тридцати километрах он поспеет к десяти утра. Сутки —долой! Прикинул, сколько времени остается в запасе. Выходило, часов тридцать пять—тридцать шесть. За это время необ­ ходимо добраться до дома, иначе... она не дождется, и уйдет туда, ку­ да уходят безвозвратно. А ведь впереди, кроме двухсот семи, еще пять тысяч до Москвы и триста сорок от столицы до дома. Но те дальние километры он не принимал в расчет, прорваться бы сквозь тягучее туманное месиво, выползти из непроглядно-бездушной темноты, кош­ 88