Сибирские огни, 1986, № 10
— Продолжайте рассказывать о багульнике, мне интересно знать то, что знаете вы. Я люблю цветущий багульник. Когда он цветет, мне кажется, таким образом напоминают о себе ушедшие друзья. Их вспо минаешь, но без грусти. Он цветет печально, но легко. — Вы давно это поняли? —Зукарь поставил ветку в вазу. Чувствовала давно, поняла сейчас. Не подумайте, что это как-то связано с мужем. Случайное совпадение.., — И я давно так чувствовал, но объяснить свои чувства не мог. В редкие минуты понимаешь собственные чувства. Чужие понимаешь, свои нет. Желание, коли оно возникло, объяснить легко, откуда взялась мысль, тоже понятно, а чувства не угадаешь. Наверное, с пришедшей бедой все обострилось. •— Перестаньте о беде.—Евгения Аркадьевна попросила настойчи во, но без раздражения.— Тут не беда, что-то другое... — Что же? —Зукаря поражало лирическое настроение Евгении Аркадьевны, поражало до оторопелого благоговения. — Вы же мужчина, и первым должны решиться на искренность. — Может быть... может быть... вы мне небезразличны... — Вы меня спрашиваете: безразлична или небезразлична я вам? — Евгения Аркадьевна пожала плечами, мужчинам не нужно давать выбор, тогда они становятся не в меру разборчивы и самостоятельны, обтека емы и неуловимы, и вообще им не нужно давать погрязать в рассужде ниях, их нужно ставить перед неизбежностью, когда невозможно слави ровать, раствориться в красивых бессмысленных словах.—У кого вы спрашиваете? Зукарь осознал: сейчас не его время задавать вопросы. — Не тот час для признаний. Но кто знает, выпадет когда или не выпадет случай, сказать вам, что вы мне... вы мне... дороги. — Спасибо и на этом. Оказывается, я дорога. Во сколько же вы меня оцениваете? — Я не оцениваю... Я... Я... — Надеетесь получить бесплатно? —Она не могла отказать себе в удовольствии помучить Зукаря.— Теперь я женщина на разнос, в об щественном пользовании. За вдовой, как и за разведенной, может уха живать кто ни попадя. Так что не стесняйтесь, я к вашим услугам, неважно —дорога я или дешева. Не стоит даже и прицениваться. — Прекратите, Евгения, прекратите... прекрати...—Зукарь перешел на ты с этой минуты и навсегда.—Никаких услуг я не требую. Прошу лишь не осуждать за то, что в такую минуту решился на признание.* Случай всегда выпадает не в самую подходящую минуту. — Зато это та минута, когда вы можете полюбить меня за муки,— и она поправилась, перейдя с «вы» на «ты»,—ты и полюбил за муки. А мне остается полюбить за сострадание. Не могу же я остаться безот ветна. Как не новы страсти! Что нам Отелло? Вечно мы за что-нибудь да любим: за муки, за сострадание, за красоту, за ум, за мужество, за женственность, за прочую чертовщину. Плюнь на мои муки, полюби просто так. Забудь о моем муже с его дешевым романом. Считай, что его нет и никогда не было. Выбрось из головы. Так лучше. — Для кого? — Для тебя. — А для тебя? — И подавно. Она отрезала для Зукаря окольные пути, обнажившись душой, и наслаждаясь обнажением; все, что существует вне ее — излишества, обстоятельства, привходящие и уходящие, она вне обстоятельств и тра гических случайностей, и таковой он должен и обязан принять ее, только таковой, иначе он примет не ее, а подобие. И вынужденный при нять ее либо вызывающе обнаженной, либо отступиться — Зукарь при нял. Он вынужден в неясное влечение к этой женщине вне сти ясность, облечь расплывчатые симпатии в форму категоричную и безусловную, раз и навсегда решить, как прочно и долго он будет 87
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2