Сибирские огни, 1986, № 10

идущая от рассудочности, заглушавшей все желания, чувства, страсти. Может быть, тот день был 'днем рождения их первого ребенка? И от этого дня не осталось ничего, кроме боли —боли физической и нрав­ ственной. Физической —из-за трудных родов, нравственной — из-за того, что в тот день ее мужа не было с ней даже близко, он находился где-то в заграничной Командировке и не мог оказать ей поддержку хотя бы чисто символическую. Евгения Аркадьевна вспоминала и другие дни —дни рождения, служебных повышений, отпусков, свиданий, разлук, но все они представали рутинными, обыденными. «Неужели у нас с Вацлавом была жизнь, в которой было все, кроме самой жизни? Ведь жизнь — не дни, что прожиты, а дни, что запомнились». Дней прошедших было немало, дней запомнившихся — ни одного. Напрасно что-то смутно выплывает из забвения и тщится напомнить о бывшем, минувшем, перечеркнутом... «А приходилось ли Вацлаву вот так, как мне, думать о чем-то сокровенном, связанном со мной. Неужели и ему нечего было вспомнить? Почему-то ответ Евгения Аркадьевна знала наверняка, с полной опре­ деленностью: да, вспомнить ему было нечего. А вот, что касается секретарши —дело иное, тут бы каждая минута предстала перед ним во всех красках, во всем великолепии стыда и бесстыдства. «Значит, его счастье составляла дрянная девчонка, а вовсе не я». И поняв то, что счастье мужа составляла никудышная секретарша, Евгения Аркадь­ евна поняла, что именно за это она ее никогда и не простит. «Пусть бы в их отношениях было что угодно, но счастье... Счастье — это уж слишком... это уж переходит всяческие пределы... это не заслуживает никакого снисхождения». Она не рождена для того, чтобы признавать поражения, умеют безропотно уступать только умные неудачницы и добрые дуры, она не из их числа. Но кроме итогов безрадостных, невидимых миру, были и другие итоги, радостные, видимые миру —те, которыми она была вправе гор­ диться. Евгения Аркадьевна определила и вычислила себе в мужья Вац­ лава Петровича не из двух, трех поклонников, и даже не из десятка, а из несчетного количества. Определила и вычислила, рассчитав его до последнего нерва, вздоха, возможностей. Безошибочно вычислив силы Вацлава Петровича, она обратила их в русло, ведущее к целям, достойным мужчины — власти, почету, уважению, крепкому общест­ венному положению. Благодаря ей он не зарыл свои дремлющие силы в землю, не разменялся на никчемную философию, благодаря ей он не шел, а летел по ступеням служебной лестницы, от младшего научного сотрудника к заведующему кафедрой, от заведующего кафедрой к де­ кану, от декана к проректору, от проректора к ректору... Дружба с Бо­ рисом Ниловичем Зукарем, на которой настояла Евгения Аркадьевна, обещала новый взлет ро служебной лестнице. Поставив на Вацлава Петровича, Евгения Аркадьевна видела оправдание своей высокой ставке, взращивая мужа, она взрастила и себя, пройдя в театре путь от унизительных должностей статиста и администратора до директора. Попавший на гребень волны муж прихватывает с собой и жену, вводя ее с собой в те высокие круги, где решаются людские судьбы и назначения. В высоких кругах Евгения Аркадьевна не терялась, она умела показать и мужа, и себя. Все окупилось и все оправдалось. Не оправдалось только то, что она не брала в расчет —дешевенький, никчемный роман мужа. Тут она его не направляла, не вела, как поводырь, без нее он быд слеп, а слепой не видит той пропасти, той бездны, что разверзлась перед ним! и, не видя ее, оступается. Мысли Евгении Аркадьевны повторялись раз за разом, приходя все в той же последовательности. Разорвать этот замкнутый круг дано было только Зукарю, только его сумела услышать и увидеть Евгения Аркадьевна. 84