Сибирские огни, 1986, № 10

не выпотрошился, не выкуклился из человечьей оболочки. И оттого колебался он, службист старый и рьяный, как совместит то, что одно с другим никак не совмещается: мудрость служебных запове­ дей, охраняющих единственный и нерушимый для всех людей Поря­ док, и вырвавшуюся из служебных заповедей человеческую беду, сокрушившую незыблемую мудрость инструкций, не желающую ни считаться, ни подчиняться им. Решение он избрал соломоново —и ин­ струкцию не нарушать, и на Санином пути не становиться, могло же ни­ какого происшествия в его дежурство не быть, а раз могло — значит, его и не было, мог мало ли по какой нужде в минуту, когда этот парень про­ езжал мимо поста, и отлучиться, значит, и отлучился, а мог и задремать, что он не человек? —в такую ненастную ночь кого хочешь сон сморит — значит, и его сморил. Последнее соображение утешило Сан Саныча, он сдвинул один к одному стулья, разлегся на них, глаза закрыл и, точно забывшись в сновидениях, как бы невнятицу забормотал: «Видеть ниче­ го не видел, знать ничего не знаю, и духу твоего чуять не желаю». — Эх, без фортелей-то ты никак обойтись не мог,— с раздраже­ нием, но и с благодарностью Саня посмотрел на милиционера, и ему показалось,—что тот не прикидывается, а спит истинно. Впрочем, и сам черт не разобрал бы —спит, не спит Сан Саныч и в бреду или в пол­ ной и ясной памяти бормочет: — Отпустить без фортелей прав не имею. За машину так и так от­ ветишь. А меня бог простит. Кто проехал, когда проехал, знать не знаю. Против тебя показаний не дам. Сам кашу заварил, сам расхлебаюсь. А тебя знать не знаю и духом не ведаю, а ты перед городом, километра за три, машину останови, пристрой на обочине и добирайся ногами. Там пост ГАИ не минуешь. На машине застопорят, а на пешего внимания не обратят. Саня прощально взглянул на милиционера. Казалось, что тело его не принадлежит ни ему самому, ни людям, ни богу, распластанное на стульях, оно походило на большую матерчатую куклу, набитую изнутри ватой и опилками. Но если милиционер теперь не принадлежал никому, ничего не видел и ни на что не мог влиять, то Саня ощущал каждую кле­ точку своей плоти — как она мерзка, отвратительна, точно полита грязным соляным раствором, въедливым, рассасывающимся по крови, но вне мерзости к нему снова пришла независимость от чужой воли и милосердия, теперь все снова в его воле, силах, руках, и теперь доб­ раться к сроку до Танечки обязан не только ради себя, ради погибшей супруги, но и ради милиционера Сан Саныча, о чьем существовании ранее и не ведал. Но вот внезапно жизненные дороги переплелись и неизвестно, когда и как расплетутся. Да и по-доброму ли? ВРЕМЯ ОТ ВАЦЛАВА Евгения Аркадьевна никогда не думала, что так рано придется подводить итоги. Ибо итог жизни ее мужа стал и ее итогом, пусть и не таким окончательным, но все равно итогом. Ее отвлекали, развлекали, ни на минуту не оставляли в покое, она всех видела, всех слышала, но видела, как бы не видя, слышала, как бы не слыша. Ничто не могло ее рассредоточить, отвлечь от подсчетов прожитого и пережитого с мужем. Сначала она решила подсчитать дни необычные, отмеченные особой метой, особой предрасположенностью к мужу, той предрасполо­ женностью, которую можнб было бы назвать порывом, душевной стра­ стью. Мсжет быть, тот день был днем их первой близости? Она вызва­ ла его из своей памяти, думая, что он предстанет перед ней красочным, и нарядным. Но он предстал серым и грустным, днем, в котором не было и капельки стыда, но зато были ожидаемая боль и неожидаемое разоча­ рование. Стыда не было потому, что тот день был днем свадьбы, и их бли­ зость совсем не была стыдной, она была положенной и даже необходи­ мой. Стыдного таинства не состоялось, состоялась бесстыдная процедура, 83