Сибирские огни, 1986, № 10

жуткие злоумышленники сотворили жуткую сцену. Жуть, жуть и жуть! Шекспир, Дюренматт и местный драматург Клячкин — собери их всех вместе, и то не написали бы такую душераздирающую драму. Нет, Светлана Лаганова, прима драматического театра, не была глу­ пой женщиной, она была лишь верящей. Она верила во все, что гово­ рила со сцены, и поэтому не было актрисы, играющей более убедитель­ но, прочувствованно и страстно, она верила во все, что ей говорили в жизни, и поэтому не было женщины, столь чувствительной и чуткой к чужому несчастью. И именно поэтому ее считали лицемеркой и интри­ ганкой. Она не могла позволить долго затянуться паузе. Не могла: — Нельзя, нельзя Вацлава • Петровича и эту девушку хоронить в одной могиле. С ним вместе будет лежать Евгения Аркадьевна. Это ее право. А девушку мы похороним где-нибудь рядом в другой день. Ведь и она пострадала невинно, она, наверное, молодая и славная. Говорят, вы были знакомы, а-а-а, Евгения Аркадьевна? Правда, она молодая и славная? Подкожный холодок застудил в Евгении Аркадьевне кровь. — Да-да, молодая и славная и чем-то она напоминала вас,— с об­ ворожительным иезуитством Евгения Аркадьевна провела параллель между актрисой и секретаршей мужа, ониЧі впрямь походили друг на друга, и внутренне: какая глупость в голове, та и на языке; и внешне: не дурны, не красивы, но обаятельны и непосредственны. И на эту куклу, как вспомнилось Евгении Аркадьевне, ее муж смотрел с пристрастием и нездоровым мужским плотоядием, будь случай, он бы непременно опустился и до нее. А может, и был случай, только она в неведении. Теперь-то она могла ожидать от мужа чего угодно... Как она его^ нена­ видит вместе со всеми его девками, с заполошной секретаршей и с этой трагической примой. Как она всех их ненавидит! Но не слепа ее ненависть. С заботой и лаской Евгения Аркадьевна продолжила: — Светочка, у вас вечерний спектакль. Вам нельзя волноваться. Пойдите домой, милая, хорошо отдохните, выспитесь. С вашей впе­ чатлительностью нельзя оставаться долго в нашем кругу. Покиньте, покиньте нас, мы простим, извиним вас, солнышко наше. Идите, идите... вечером вас ждет зритель. — Да, Светик, идите,—поддержал главреж Рагунцев, понявший, что, во избежание худшего, надо непременно сплавить Лаганову, спектакль держится только на вас, а сегодня вечером его придут смот­ реть ответственные работники. Вы должны быть в форме, в прекрасной форме. — Нет, я должна до конца испить свсю чашу,—упорствовала Лаганова. — Я прошу вас как режиссер. Во имя искусства,— Рагунцев пошел на крайнюю меру. — Во имя искусства...—очень кстати подпел Пумпянкин, старый лис, не испортивший в жизни ни единой чужой ноты. И то, что^высокие слова прозвучали именно из его уст, сломило упорство Лагановой. — Только ради своего зрителя я покидаю вас, ради театра. Лаганова уходила, но так, как уходят примы, расцеловав Евгению Аркадьевну и оставив на ее лице следы зеленой туши, расцеловав Анд­ рея Андреевича Рагунцева и Зукаря и оставив на их щеках красно-ли­ ловые подпалины, расцеловав Пумпянкина и оставив в его душе неж­ ные, приятные воспоминания, он-то единственный, кто в душе не возра­ жал ни против объятий, ни против поцелуев. Но ^именно он первым изобразил шумное облегчение после ухода Лагановой. — Невообразимая ветреница! Ах, какая легкомысленная женщи­ на! Ну, наконец-то оставила нас, наконец-то можно обсудить дело всерьез. С вашего разрешения, Евгения Аркадьевна, приступим к делу. — Конечно, конечно! Я и сама хотела просить: ничего не обсуж­ дать и не решать за моей спиной. Решительный тон и хладнокровие Евгении Аркадьевны, не проро­ нившей ни одной слезы, не издавшей ни жалобы, ни причитания, даже 78