Сибирские огни, 1986, № 10

уходила на Лебедь-речку, долго сидела на берегу, уткнув голову в колени. А когда Сергей Кузьмич Маньку Чаузову, подругу и во всем соперницу, назвал Машенькой, а ее по фамилии — Гусева, Лукерья убежала с уроков, шла по бору и плакала в горьком недоумении: поче­ му, за что ей такое мучение? В своем плетне Лукерья проделала дыру и тайком подсматривала за соседями. Летними вечерами они ужинали на веранде, Лукерье через сад было слышно, как Надежда Аркадьевна гремит посудой, а Сергей Кузьмич читает вслух книгу. Их тени мелькали в ярко осве­ щенных комнатах, доносился смех Надежды Аркадьевны. Лукерья терзалась, давала себе слово не подглядывать, но, как магнитом, ее снова тянуло к плетню, и, сгорая от зависти к чужому счастью, она садилась с книгой возле дыры, подсматривала, подслушивала, сама не зная, зачем это делает. И воображала себя в тех просторных комнатах, увешанных карти­ нами, только видела себя не маленькой, не школьницей, а взрослой, красивой, красивее Надежды Аркадьевны. Надежда Аркадьевна за­ болеет и умрет, тогда все будет по-другому! — Сергей Кузьмич! —шептала она.— Сергей Кузьмич... В деревне смеялись над новым учителем: сосны в огороде сажает, елки, чо к чему?! Моленную строит, блаженный вроде... Мать, вернувшись из сельпо, рассказала: женщины видели учителя с малопулькой: ходил рано утром по селу, собак стрелял. Лукерья закричала на мать: как не стыдно, вам бы только осрамить человека, все у вас глупые, кривые да смешные,— даже расплакалась от злости. Про малопульку не поверила, врут на Сергея Кузьмича, злыдни. Не врали. Тимошка моряк, сосед Сергея Кузьмича, вышел на крыльцо и начал кричать на весь проулок: — Эй, учитель! Вопросик один ответь! — Тимошка выпил для храбрости, поверх тельняшки ремень с якорем.— Зачем кобеля мово, Дружка, стрелил? Мешал? А закон такой есть — малопульку в руки и животных нистожить? Не дозволим трудовой народ обижать! А ну выходи, за собаку ответь, а то сам приду.— Разоряясь на всю улицу, Тимошка распалял себя, видя, что в переулке собираются ребятишки, женщины.— Счас приду, бороду твою рыжу подрублю. И схватив топор, стал крутить им над головой, сверкало отточенное лезвие. — По какой такой букве закона животную стрелил? — бушевал Тимошка. Образованные, да? Рыжа борода, винтовку в руки, суседа притеснять? А я, может, на Морфлоте, в городе Одессе, родине служил... Зрители все подходили, это и надо было Тимошке. — Разойдись! — ревел он.— Порублю!.. Все больше ярясь, кинулся в переулок, толпа сыпанула в стороны. — Порешу!.. С хеканьем обрушил на штакетник забора Сергея Кузьмича топор щепки брызнули в стороны. — Звал, Тимофей Иванович? Лукерья обмерла: Сергей Кузьмич шел прямо к продолжавшему яростно сокрушать забор Тимошке. — Не подходи! — взревел тот.—Порешу, я незаменяемый, у меня от врачей справка есть... Сергей Кузьмич открыл калитку, попросил: — Дай-ка топор, Тимофей Иванович. Тимошка опешил, хрюкнув от неожиданности, попятился. — Дай мне топор, Тимофей Иванович, не нужен он тебе сегодня. Вот так, спасибо. Толпа ахнула, Тимошка с разинутым ртом выпустил из рук топор, засеменил к дому. Хлопнув калиткой, наддал в огород, мелькая в под­ солнухах своей тельняшкой. Толпа облегченно вздохнула, ребятишки засвистели. 6