Сибирские огни, 1986, № 10

Вацлава Петровича. И секретарша служила ей так же безотказно, как и мужу. Разве можно было ожидать от нее такого вероломства и ко­ варства, поистине, все черти в тихом болоте. Так она просчиталась, пожалуй, первый раз в жизни. Но как просчиталась! Кой-кому еще попомнится этот просчет, пусть не секретарше, с которой, к великому сожалению, уже не свести счеты, так попомнится мужу ее и ее детям. Всем, всем попомнится... Никому теперь не ждать пощады, сочувствия и прощения. Никому! Сделав с десяток звонков и не один десяток распоряжений, Зукарь вернулся к Евгении Аркадьевне. Милосердие и скорбь хорошо шли его лицу, доведись читать проповеди, паства бы стенала от восторга. В гла­ зах — отрешение и чистый свет скорби, в голосе — приятие на свою душу кары и возмездия. Нет, он ни от чего не отрекается, все берет на себя: и прегрешение Вацлава Петровича, и хлопоты, доставленные не­ лепой гибелью, и денежные расходы, предстоящие впереди, и смягчение молвы, неотвратимо нависшей над Евгенией Аркадьевной. Он присел на диван, бережно приподнимая и бережно опуская голову неутешной вдо­ вы на колени. И утешающему предстоит узнать утешение. — Евгения Аркадьевна! Евгения... Женечка!..— Зукарь умышленно перебирал варианты, выясняя позволительную форму обращения; судя по реакции Евгении Аркадьевны, внимающей безмолвно, получил по­ зволение на любую — и тем вдохновился.— Смерть, какая бы ни была, есть смерть, и в любой ипостасти мы должны уважать ее. Не всякий живущий достоин жизни, но всякий умерший достоин смерти. Таково разрешение парадокса между жизнью и смертью. Как бы там ни было, мы обязаны чтить свершившееся, сколь бы недостойным оно ни пред­ стало перед нами. Увы! Увы, это неизбежный жребий живых, идущий из века в век закон предков, следовательно, и наш закон, и наш жребий. Да, да, мы обязаны охранить память Вацлава Петровича от недостой­ ных разговоров и слухов. Представьте на минуту, какие недомолвки и сплетни ожидают нас, бедному Вацлаву Петровичу приплетут не только то, что было, но и то, чего не было в помине. Поэтому, пока не поползли слухи и сплетни, мы обязаны что-то предпринять, придумать свою вер­ сию, дать свое истолкование событий. К примеру, так: на Вацлава Петровича и эту... особу... совершено покушение, допустим, в целях ог­ рабления. И вы подтвердите, что в бумажнике мужа была значитель­ ная сумма, тысячи полторы-две, а сейчас их нет. Кстати, у него золотые часы? Да, да! Припоминаю. Золотые! Может, пока не поздно снять их — и концы в воду, в буквальном смысле этого слова, в унитаз. А то, что Вацлав Петрович и эта... эта особа в гараже погибли от выхлопных газов — подлая инсценировка грабителей. Не мог же, в конце концов, уважаемый человек, умница, известный физик, погибнуть из-за дикой не­ лепости. Думаю, именно эту версию и надо подбросить толпе. Толпа не любит пошлых истин, ей подавай что-нибудь занимательное, криминаль­ ное, загадочное, темное... Ну, что скажете, милая Евгения... Женечка... недурственная идейка? — Грабители! Полторы тысячи! Пропали золотые часы! А начнется следствие, что там одни дураки, не поймут, не разберутся: никакого покушения не было и в помине. — Вы меня неправильно поняли,— продолжал нлести хитроумную комбинацию Зукарь.— Я говорю о версии для толпы, а не для следствия. Следствию все можно объяснить с глазу на глаз, без посторонних. А толпу надо обработать. Кстати, я уже кое о чем позаботился, по теле­ фону сделал кой-какие намеки... Но пока лишь намеки. Но если вы примете мое предложение, я позабочусь и о том, чтобы развить нашу версию, дать ей весомый ход. — А зачем же часы... в унитаз? — На всякий случай, от греха подальше. Для убедительности. Впрочем это, конечно, вздор, можно обойтись и без унитаза. Тут вы, пожалуй, правы. 71 '