Сибирские огни, 1986, № 10

во что не верю, что без тебя запустим первый агрегат к сроку. Понима ешь, не верю... А запустить надо, лопни, но надо. ВРЕМЯ ОТ ВАЦЛАВА Мужа лишившись, рыдают и льют неподдельные слезы. Знала, но не исполняла заповедь Евгения Аркадьевна. Что-то несогласное с запо­ ведью было в ее лишении. Всё и все мешали ей, раздражали, даже Зукарь, маячивший перед глазами. — Сделайте милость, оставьте меня одну и звоните, куда там по­ лагается...— вяло распорядилась Евгения Аркадьевна. Она прилегла на диван, ей действительно хотелось остаться одной, ей действительно мешал Зукарь, нет, не в жизни, и тем более предстоя­ щей, а именно сейчас, пока не отошла от удара, пока не укоренилась мысль о потере мужа, пока не вспомнилось, кто та женщина, что лежа­ ла рядом с ним. Та женщина, из-за которой она остановилась, не бросившись в беспамятстве на грудь мужа, та женщина, из-за которой животный, нечеловеческий крик, раздирающий грудь, не вырвался наружу, та женщина,(из-за которой в мгновение и навсегда пересохли все ее слезы. Женщина, отнявшая не только мужа, но и сочувствие, сострадание, горькую святость утраты, вдовье достоинство. И не будет прощения ни ей, ни мужу. Кто она? И что? Секретарша! Птичка, которую муж держал в клетке, выпуская лишь за тем, чтобы она подносила, уносила, услужи­ вала, обслуживала, подтирала, печатала, пускала, снимала, соединяла, разъединяла, улыбалась, огрызалась... Про эту птичку говорили, что она пикантна и обаятельна? Дурной вкус. Вкус водопроводчиков и слесарей. Не для Вацлава женщина на побегушках. Что для нее Моэм, Ануй, Дюренматт? Пустые звуки! Пустые звуки для пустой формы. По­ таскушка! Жалкая потаскушка! Видите ли, захотелось любви в черном автомобиле. Да что она понимает в любви? Что ей доступно в челове­ ческих страстях? Кошка, готовая за шоколадку отдаться на любом подоконнике и мяукать от удовольствия. Боже, боже, низко же ты опустился, Вацлав! До уличной гулящей кошки, потаскушки, девки на побегушках. А еще позавчера я с ней, с ней... Да, позавчера Евгения Аркадьевна вместе с Танечкой ездила к художнику, босоногому мальчишке Стасу Фатьянову, заказывать вит­ ражи в гостиную и спальную комнаты. Конечно, насчет витражей она могла договориться и с художником-декоратором театра Владимиром Николаевичем Петриком. Но, во-первых, не хотела попадать в служеб­ ную зависимость. Во-вторых, видеть его мазню р, собственной квартире. А в-третьих, об этом Стасе шла молва как о великом искуснике. К тому же неожиданно выяснилось, он одноклассник секретарши мужа. Звонила по этому поводу на работу Вацлаву, и в его кабинете в этот момент случайно оказалась секретарша, тут же вызвавшаяся устроить все дела с витражами. Впрочем, так ли случайно она оказалась в кабинете мужа? Задним числом Евгения Аркадьевна начала сознавать: дело не в случае, а в преднамеренном умысле. Но тогда-то она этого не сознава­ ла. И потому через посредника Танечки она и решила навести мосты к строптивому гению. Привыкшая к общению с богемной публикой, Евгения Аркадьевна наметанным взглядом установила в Стасике все признаки гения. Вин­ ный запах. Небритый. Непричесанный. Независимая манера держаться. Независимые от общества и обстоятельств поступки. С первого же взгляда прониклась доверием к новоявленному Тициану. Стасик, едва завидев в дверях Евгению Аркадьевну и Танечку, счел, что их послала сама судьба. «Танюха, забодай комар, как ты во­ время нагрянула. Только прикончил картину «Глаза ночи», мозговал, с кем ее спрыснуть, и тебя приволок сам черт. Ну, даешь! Да еще с 69