Сибирские огни, 1986, № 10
При себе я держу только ключи от спальной комнаты... Сейчас я их вам выдам. — Мне не нужны от спальни, мне нужны от гаража,— безропотно уточнил Зукарь. — Откуда у меня им взяться? Я что, ключница при Вацлаве? — Что делать? Делать-то что...— растерялся Зукарь, потянувшись* машинально за сигаретами, спичками. Евгения Аркадьевна отобрала спички. — И без ваших сигарет нечем дышать. В тринадцатой квартире слесарь, у него инструмент, он откроет. Быстро за слесарем. Слесарь, маленький, неопределенного возраста мужичок, явился нескоро и нехотя. Заспанный, с черно-бордовыми пятнами под глазами. Евгения Аркадьевна бегала вокруг гаража, крича: «Вацлав! Вацлав!», обморозилась, стуча в дверь деревянными, не чувствительными к боли ногами, и снова кричала: «Вацлав! Вацлав!» Слесарь порылся в огромной связке ключей, безошибочно выбрав нужный, но и нужный ключ не прошел в скважину.— Не лезет. Заперто изнутри. Чего теперь делать — ломать или вызывать милицию? Там мастаки, в секунду дверь отопрут. — Ломайте. Ломайте же...— Она умоляла. — Дело дурное не хитрое...— закочевряжился слесарь, явно выка нючивая похмельный аванс. Евгения Аркадьевна порылась в карманах, но не нашла ни гроша, обратилась к Зукарю. У Зукаря не нашлось рубля или трешки, с сожалением отдал пятер ку. Слесарь умело, толково выбил дверь. Хорошо поставленный, профессиональный, кажущийся знакомым, человеческий голос заставил содрогнуться Евгению Аркадьевну. «В про винциях Лурестан, Мазандеран и Гилян арестован 71 человек, в результате перестрелок имеются убитые и раненые». Убитые и раненые... Работал приемник. Утренние последние изве стия из Москвы... И Борис Нилович Зукарь, утренний гость из Москвы. Убитые и раненые... Сизый, отравляющий смрад потек в открытую дверь. Зажав платком нос, Зукарь отскочил в сторону. Слесарь сунулся в гараж, но, задохнувшись, выскочил, став рядом с Зукарем, в страхе и любопытстве разглядывая Евгению Аркадьевну, подозревая что-то не доброе, неладное, мучительно раздумывая: вернуть—не вернуть пятерку, голову-то поправишь, а вот грех на душу примешь. Евгения Аркадьевна стояла на холоде недвижимо, глаза слезились от угарного смрада, она вычисляла, что ее может ожидать. Не его( а ее. Она была готова к самому худшему. К чему угодно! И подготовившись к самому худшему, все равно не устояла перед тем, что открылось. Муж, Вацлав, лежал в машине с широко открытым, огромным ртом, губы в белой, засохшей пене, вымороженные глаза мрачно светились синеющими белками. Полураздетый, лежал рядом с полураздетой женщиной, уродливо оска лившейся, отвратительной, молодой. Руки их переплелись. — Стерва! Стерва! — закричала она, ей захотелось потерять рас судок, но как сильно ни хотела потерять рассудок, становилась не безумнее, а лишь рассудительнее, ложь мужа отчетливо раскрывалась в отвратительной сцене, и она какими-то чужими суровыми словами сказала: — Эх вы, мужчины! Поганые свиньи. Все вы одинаковы. Свиньи! Свиньи! И тут же вспомнила, кому принадлежат эти слова. Забубенной проститутке мисс Томпсон. Последние слова в спектакле «Дождь», те слова, которым вчера бешено, неистово аплодировал зал. Но она не могла согласиться с тем, что подслушала эти слова, взяла их напрокат. Все не так, все иначе, это грязная проститутка мисс Томпсон подслуша ла ее слова, заимствовала ее судьбу с подлой мужской изменой. Так почему же никто не аплодирует именно ей? Ни эстет, знаток всех искусств и наук, Зукарь? Ни помятый, полупьяный мужик с ломиком?3 65 3 Сибирские огни № 10
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2