Сибирские огни, 1986, № 10

Есть квас — будет и окрошка] Возьмем огурцов, редиски, яиц, мяса и лука. Всякому такая пища будет по нутру. Приготовление окрошки — это же целая наука. Зато ничего нет лучше окрошки в жару. Правда, и летом Однажды соберутся тучи И настанут холодные, словно осенью, дни. Тогда борщ — с бараниной, с морковкой — Будет всего лучше. Вот его-то и наварим Для знакомых и для родни. А впрочем, все хорошо, все попробуем. Лишь бы жили зима и лето — Зима бы посвистывала снегирем, А лето бы грело меня,— Лишь бы его хватило, этого веселого света, До последнего, До самого последнего в жизни дня. МУЗА БОККЕРИНИ Сияя, музою была Луиджи Боккерини. Она была бела, полна — Нет краше в целом Риме,— И, видит бог, была верна Луиджи Боккерини,— Поскольку Через сотни лет, Волнующий доныне. Звучит, не умер, менуэт Луиджи Боккерини. ТАЙНЫ Поразишься покою души, Что на диво чиста, как невеста. Светлой тайны сияет тавро На челе человека, чьи длани Созидать не устали добро И чуть-чуть поуменьшили дряни. Это все-таки благодать, Что вокруг безграничное поле. Что душа не устанет страдать И стремиться к познанью — на воле!.. Звуки рун, и частушек, и дайн Пусть звенят на бушующем вече, Пусть — на благо души человечьей — На земле не убавится тайн. КНИГИ А. П. И отсветам дальней войны, Чьи отзвуки ныне слышны. ...И стону покосной травы, И возгласу матери: «Сынка!» И девушке той, чья косынка Давно полиняла, увы... Еще слава богу тому, Что зоркие очи мальчишки Чернявого, в отчем дому Глядели у лампы во тьму Ночную,— Обязаны книжки. Подумалось тихой ранью О чьей-то тревожной судьбе: Таланту, труду, и старанью, И всякой знакомой избе В сибирской деревне Тырышке, Й летней звезде и зиме, И всей этой вольной земле — Рожденьем Обязаны книжки. ...И реву урманных пожаров, И звону речной тишины, И мыслям крестьян-коммунаров, 58 Поубавилось рун, или дайн, Или наших сибирских частушек, Но отнюдь не убавилось тайн, В недоступных пределах цветущих. Мы догадываемся о них — По тому, как внезапно и грозно Вдруг дохнет чей-то вздыбленный стих Их дыханием эфироносным; По тому, как подспудный порыв Вдруг поманит тебя за три моря, И, тревогам объятья раскрыв, Ты помчишься с восторгом во взоре! Или в богом забытой глуши, Где и дикому зверю не место. Под сенью дремлющих ветвей Благословенных пиний Гулял с подругою своей Луиджи Боккерини. И Тибра плеск, И полутьма, И лютни лад старинный Сводили в этот час с ума Луиджи Боккерини. Но более его влекла Та, что, своей гордыней