Сибирские огни, 1986, № 10
венная наука завралась, грош ей цена, и нетрудно представить, чем обер нулась бы публичная защита подобной концепции! Тривиальным сканда лом, который, может быть, сделал бы имя диссертанта популярным в фа культетских коридорах, но известность эта была бы славой Герострата. Нужна ли такая сомнительная слава Сергею Никонову, человеку, я при соединяюсь к мнению Льва Андреевича, способному? Думаю, нет, и мне остается лишь посочувствовать моему коллеге в связи с постигшей его прискорбной неудачей. — Спасибо, Евгений Всеволодович! — сказал Лев Андреевич.—Но, друзья мои, давайте будем воздерживаться как от резких, задевающих человеческое достоинство формулировок, так и от излишне категоричес ких выводов.—Льву Андреевичу аспирант профессора Плотникова нра вился: неболтливый, серьезный парень, по-деревенски несколько застен чивый даже, и поди ж ты, черти в тихом омуте — настоящая одержи мость влюбленного в науку человека! Ведь надо решиться на такое — переставлять столь громоздкую мебель! Лев Андреевич прочел диссер тацию за один присест —прямо-таки прошибает, и доказательно, черт побери, с определенной точки зрения, разумеется. Местами до слез на ивно, эмоций много, фактов мало — один ведь прорубался, но свежо, дерзко! Лев Андреевич не возражал бы против публичной защиты, но лишь в присутствии научного руководителя. Профессор Плотников со бирался приехать, буквально, по его словам, рвался в Ленинград, но, прочитав работу своего ученика, пришел в ужас, замахал руками: я не я —хата не моя! В письме на кафедру поносил Никонова: интриган, об маном втерся в доверие... Невинна красна девица, а где вы раньше бы ли, профессор, хотелось спросить. И бросьте, бросьте — не интриган ваш аспирант, трудяга, мыслит, ищет, не то, что катышек этот Воробьев. Работа, конечно, безнадежна, ни в какие, как говорится, ворота, защи ты не будет, но стенограмма этого обсуждения останется. Пойдет гу лять она по инстанциям, дойдет куда следует, может быть, кого-то из нового начальства Виктора Николаевича удивит. Вывернется, разумеет ся, Виктор Николаевич, уменья этого ему не занимать — сухим из воды выныривать,—а вот аспиранту его придется туго. Жаль парня, человек серьезный, не в фитюльки играет, а в большую науку направил стопы. Эх, вовремя перехватить бы парня у пенкоснимателя Витеньки, напра вить, обогреть, но поздно, поздно! Вон сколько народу прочитало дис сертацию, шила в мешке не утаишь, а жаль, вздохнул Лев Андреевич, очень жаль человека.— Продолжим наш разговор, друзья мои. Кто име ет слово? Александр Антонович? Предоставляю слово кандидату наук Александру Аксенову, насколько мне известно, другу диссертанта. — Я начну с того же, чем закончил Евгений Воробьев. Да, рабо та написана с блеском, но меня огорчила научная некорректность мое го друга, аспиранта Никонова, выразившаяся в предвзятом, я бы ска зал, корыстном толковании общеизвестных фактов и поступков истори ческих личностей. Я хочу быть правильно понятым, прошу простить за резкие формулировки, но в науке нет друзей, есть единомышленники и противники, а я, как мне в этом ни горько признаться, не могу считать себя единомышленником Сергея Никонова. В данной ситуации я выбрал бы в соратники скорее Сергея Михайловича Соловьева... «Вот так, вот этак, Сашенька! Умница! — думал Женя Воробьев. — Первым делом отмежуйся, на кой черт тебе сейчас Серега, и прячь ся, прячься поскорее за спину классика. И цитаткой громыхни, да бы наповал уступать своего друга...» Саша достал из внутреннего кармана листок, видимо, заранее при готовленный, неторопливо развернул его. — Я не разделяю отношения диссертанта к Петру Великому, к его деятельности, и да будет мне позволено привести цитату из историка, ко торого, как мне известно, он ценит и тоже цитирует. Это Сергей Михай лович Соловьев. Вот что говорил академик Соловьев в цикле публичных лекций о Петре Великом: «Народы живут, развиваются по известным законам, проходят известные возрасты, как отдельные люди, как все жи 51
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2