Сибирские огни, 1986, № 10

Обиженные судьбой всегда злы, подумал Никонов и не поверил Воробьеву. Он позвонил на квартиру Виктора Николаевича, женский голос ответил, что для аспиранта Никонова нет ни почты, ни устных указаний: профессор еще не вернулся из командировки. Врет Воробьев вместе с шефом своим, Виктор Николаевич за гра- ницей, но ждать его дольше не было возможности. Никонов понял, что остался один на один со своей судьбой, без наставника и советчика, надо было решать все самому. В назначенный Львом Андреевичем день три экземпляра перепечатанной диссертации он отнес на кафедру, сказал, что текст доклада на апрельской конференции представит на днях, после перепечатки. 11 В сиреневом небе раннего утра тянула вереница гусей. Стая летела всю ночь, и сейчас вожак, кося вниз круглым глазом, выбирал место для кормежки и отдыха. Большая река манила голубым покоем бухт и за­ водей, но к самому урезу воды всюду подступали каменные громады, извергающие вонючие хвосты разноцветных дымов, пугающие льдистым сверканием окон. Сам вожак чувствовал усталость, но дальше', даль­ ше —на чистые просторные воды, окаймленные спасительными камы­ шами, с их загадочно-прекрасными шорохами... Никонов стоял на Кировском мосту, провожая истаивающую вдали вереницу гусей. К худу или добру гуси? — по-бабушкиному загадал он. Что вы при­ несли мне, птицы, из далей дальних на своих крыльях? Больше месяца назад он сдал диссертацию на кафедру, но пока на беседу его не приглашали, и это молчание измучило Никонова. Он знал, правда, что завкафедрой Роман Романович болен, его замещает теперешний руководитель Никонова профессор Казанец, но Лев Андре­ евич лишь рассеянно кивал и отворачивался при нечаянных встречах в коридорах. Никонов съездил домой в Галич, напилил на зиму дров бабушке Ульяне. Она уже не ходиуіа на охоту, но, натянув оленью малицу, сиживала с зимней удочкой на озере. Они сходили на кладбище, помолчали у могилы отца. Никонов по­ правил дерн на осевшем холмике, подновил краску на памятнике-пира­ мидке. «Как бы я хотел, чтобы ты жил! —с тоской сказал он отцу.—Мне трудно, папа!..» Березка в ногах могилы хорошо принялась, на ней трепыхались разноцветные ленточки —бабушкины затеи. На прощание она долго крестила Никонова, шептала наполовину по-русски, наполовину по-черемисски: «Оборони тя бачка Николаша от воды черной, от огня- пожару, от болести, от сглазу, от наговора, от заговора...» ...В ночь перед конференцией Никонов не смог уснуть, измучившись бессонницей, оделся, вышел на улицу. Ходил и ходил по ночному городу, смотрел, как отражается в Неве звездное струящееся небо. Куда несли ноги, туда он и шел, то на свет уличного фонаря, то на шорох листвы старого тополя, то на одиноко светящееся в огромном доме окошко. Завтра, завтра —нет, уже ведь наступило завтра —сегодня! Все свер­ шится сегодня, исчезнет неизвестность... Читал ли диссертацию зав­ кафедрой Роман Романович? В ночном городе таилось предчувствие беды и счастья. Никонову казалось, он не просто ходит по ночным улицам любимого города, он прощается с ним. Или, наоборот,—встречается, чтобы никогда боль­ ше не расставаться. Возможно, так и будет: победа, кандидатское звание —и Никонов остается в Ленинграде. Сбывается мечта о большой науке, о любимой работе, о собственном доме, имени, пусть негромком, но честном. 43