Сибирские огни, 1986, № 10

но возвращение его откладывается на полгода и настоятельно совето­ вал показать уже сделанное Льву Андреевичу или Татьяне Исаевне оба не откажут в совете. Он бы и сам почитал новые главы диссерта­ ции, но времени у него здесь мало, да и почта международная дело долгое. Негритянку в тюрбане Никонов отдал студентам-первокурсникам, а письмо читал и перечитывал, сожалея, что этого умного человека нет рядом. «Идите навстречу штормам, друг мой!—повторял он свой совет. — Дерзайте!» Спасибо, дорогой учитель!.. В глубине души Никонов теперь радовался даже нечаянной бес­ контрольности. Его работа становилась для него более чем диссертация, и пусть мысль его вызревает без подсказок: все взять на себя! Окрыленный словами Виктора Николаевича: «Я верю в вас», а еще больше —волюшка-воля —надеяться не на кого! —он даже праздники просиживал в читальных залах. В общежитие появлялся переночевать, а на факультет, чтобы не мозолить глаза руководству, заходил лишь в дни стипендии. Заново переписал вторую и третью главы, одобренные Виктором Николаевичем,—от них остались лишь названия... Но Виктор/Николаевич написал и на кафедру, попросил назначить Никонову временного до его возвращения руководителя, деликатно высказал пожелание предоставить его аспиранту возможность выбора из лучших специалистов кафедры. Не надо было этого второго письма, дорогой учитель! Мог бы я, работая самостоятельно, подождать вашего возвращения. Да, про­ фессор Лев Андреевич Казанец, доцент Татьяна Исаевна Соловьева — серьезные ученые, хорошие специалисты, но... Лев Андреевич — маленький узкоплечий человек, со значительным крупным лицом, по студенческому прозвищу «шкет», с умными усталы­ ми глазами. Он видит тебя насквозь, знает, сколько ты стоишь. Красав­ чики-лодыри ежатся от его иронического взгляда. Подростковый костюмчик, седоватый ежик на большой голове, не­ спешность движений. Лев Андреевич лекции свои негромко диктует, расхаживая по сцене, и все в них: даты, факты, высказывания класси­ ков _ выстроены в четкий геометрический порядок. За кафедру из-за маленького роста профессор не становился: с первых рядов его не было бы видно. Эта же прямоугольность и в научных трудах Льва Андреевича,— все скрупулезно, выверено, все правильно, академично, коллеги зовут профессора Казанца «парижским эталоном». Очень сомневался Никонов, что Лев Андреевич поддержит его «неэталонную», не выверенную мысль, что они могут оказаться едино­ мышленниками, разве уж произойдет чудо... Что вы там творите-делаете в своей Африке, почему задерживае­ тесь?—тосковал Никонов, узнав о письме на кафедру своего руково­ дителя. За какие грехи решили отдать меня под железную руку профес­ сора Казанца? Еще меньше хотел бы работать Никонов под руководством Татьяны Исаевны. Уже будучи аспирантом, он попросил разрешения прослушать курс ее лекций по эпохе Петра, после чего твердо сказал себе: «Вот она, концепция, которую я должен ниспровергнуть. Мы —враги». Прямоугольный Лев Андреевич Казанец был шире, объективнее, строже Татьяны Исаевны — а тут безудержная влюбленность в великую лич­ ность, какое-то чисто женское обожание: Петр — герой, полубог, гений!.. Шумит за окнами аудитории город, им построенный, струятся воды Невы, ее волны качали корабли Петра, слышали громовой голос героя- преобразователя, все тут сотворено им, гением его —течет Нева, грохочут грозы, рождаются и умирают сонмы людские... Ошибки? Потери? Да, но это ошибки гения, а потери —потери героя на поле бранном: победы всегда стоят дорого!.. Рассказывала Татьяна Ис&евна и о казнях стрельцов, о толпах работных людей, 39