Сибирские огни, 1986, № 10
Играл патефон, голос Собинова наполнял комнату, и целый вечер — огромные глаза Ирины, влюбленно смотревшие на Сашу. Вечер у Аксеновых освежил Никонова, поманил его смутной надеждой. Саша провожал Никонова, снова предлагал «братскую помощь» — «мы и есть голубая кровь, мы, выходцы из глубинной России». Саша был из-под Тамбова, из большого степного села. — Ты прав, конечно,— говорил он.— Наука — это прежде всего чистая совесть, чистые помыслы, честное, смелое слово. И знаешь, что еще? Факт! Никому и ничему не верь — только факту. Этот вечер, по-студенчески весь в искренних излияниях, поддержал Никонова — так идти! Да, факты великих свершений Петра — просле дить их логический ряд, понять волю, их породившую, может быть, мыслью высокой осененную. Но вот факт: суд и смертный приговор сыну, царевичу Алексею. Воспитание наследника престола — дело государственной важности. Забота отцовская — выработать в наследнике высокое понятие о чести, долге перед народом, стремление сделаться достойным продолжателем начинаний отцовских. Понимал ли это Петр? Понимал, конечно, однако воспитателем наследника назначил веселого человека Александра Да ниловича Меншикова. Веселый человек приохотил царевича к ночным оргиям с пьянством, обжорством, со всякими безобразиями, и скоро молодой человек сделался таким же развратником и сквернословом, как и сам «светлейший», к тому же табакуром (водка и табак в России поя вились в царствование Петра). Потом фискалы донесли царю: наследник говорил якобы: «Когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом, корабли держать не буду...» То есть вернуть Русь в тишь и глушь боярскую, а все отцовское по воцарении порушить. Были ль, не были те слова сказаны, но с доноса фискальего начина ется война отца против родного сына, человека ничтожного, совершив шего единственный отважный поступок — побег за границу, дабы спа стись от неминучей расправы. Но и в преисподней не укрыться от царской десницы, когда в движение приведена вся карательная мощь державы; сын схвачен, возвращен в Россию, брошен в один из застен ков Петропавловской крепости. И снова в обеих столицах розыски: выяснить сообщников царевича, против царя замышляющих, схватить, казнить... Хватают всех, кто по малейшему подозрению мог оказаться «за мышляющим»: «Жену, сестер, дядьей, теток, сватов, друзей, знакомых и незнакомых, архиереев, духовников, видевших, слышавших, могших догадываться. Мы знать не знаем, ведать не ведаем. Не знаете, не ве даете — в застенок! И мучаются несчастные, истекают кровью, изныва ют страхом и ожиданием. Они возводят на себя и на других напраслину и вследствие ее подвергаются новым пыткам по три, по пяти, до десяти раз! Да уж дыба устала, и застенок шатается, топор иступился, кнут измочалился... Казнить!.. 15—16 марта совершены первые казни над Глебовыми, Кикиными, Досифеем, несколькими боярами, боярынями, монахами, монахинями, подьячими: кто колесован, кто повешен, у кого вырваны ноздри, у кого вырван язык, кто посажен на кол, кто высечен кнутом... Мы, русские, можем только молиться об отпущении ему согрешений и об успокоении его души. Господи! Прости ему его согрешения и успокой его душу!»1 Никто достоверно не знает, как был прикончен царевич Алексей. Может быть, он и правда умер от «удара» сердечного, выслушав смерт ный приговор, но наказание смертью за одни лишь намерения — какой это страшный прецедент! Ведь ничего царевич еще не сделал, да и 1 М. Погодин. «Суд над царевичем Алексеем Петровичем. Эпизод из жизни Петра Великого». Москва, 1860 г. 35 2:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2