Сибирские огни, 1986, № 10

Николаевиче так много было всего, что недоставало Никонову в твор­ ческом и человеческом плане! Сдав последний вступительный экзамен, Никонов надел свой луч­ ший галстук, робея и потея, подошел к Виктору Николаевичу и безо всякой дипломатии изложил свою просьбу— будь, что будет! — Знаю ваш диплом, читал студенческие публикации,— сказал Виктор Николаевич. —Свежо, симпатично. Значит, о Петре Великом? Ну, что ж, сочту за честь помочь вам, Сергей Кузьмич.:. Сказал, однако, что название «Петр Первый —духовный вождь и воспитатель народа» не годится: звучит монархично. Впрочем, пусть останется в скобочках подзаголовком, а называться работа будет, скажем, так: «Гуманистическая сущность социальных преобразований Петра Великого». — Постановка вопроса, согласимся, несколько парадоксальна: абсолютная власть в роли воспитателя народа, но Петр — фигура мно­ гогранная, в его деятельности хватит материала и для вашей концеп­ ции. Вот этому и завидовал Никонов в Викторе Николаевиче: на лету схватить чужую мысль и, как бы сделав своей, одним точным словом придать ей размах, глубину, энергию. В сорок лет профессор, видный ученый, широкие плечи, летящая спортивная походка—гири, штанга, турник... И всегда переполненные аудитории, где читает он свой курс, хотя никакой особенной манеры за кафедрой, никаких эффектов! Все до предела просто, свои лекции Виктор Николаевич не читает вовсе, он ходит по сцене и будто вспоминает, как было, что было, и вдруг начи­ нает казаться, все происходит сейчас, на глазах слушателей, аудитория сама как бы делается участницей давно минувших событий... Никонов думал, можно научиться читать, как Лев Андреевич, как Татьяна Исаевна, овладеть манерой чтения завкафедрой Романа Ро­ мановича Конева, который стал профессором еще до революции, а покоряющей простоте Виктора Николаевича не научишься, вырабо­ тать эту пластичность, зримую достоверность невозможно. На факуль­ тете профессора Конева уважали, Льва Андреевича боялись, Татьяной Исаевной любовались, а чудом постоянного успеха профессора Плот­ никова не без зависти восхищались. Потом Никонову стало известно, что с другими преподавателями у Виктора Николаевича отношения прохладные, но это понятно: там, где постоянный успех, там и зависть. Аристократичностью своего об­ лика Виктор Николаевич, пожалуй, больше других был похож на тех знаменитых профессоров, чьи портреты висели в коридорах факультета. ...Это было самое счастливое лето в ленинградской жизни Никоно­ ва. Как хмельной, ходил он по городу — вот она, награда за годы полуголодного студенчества — аспирантура! И сверх того согласие Виктора Николаевича руководить диссертацией, он, профессор Плот­ ников, будет его наставником, учителем, может быть, другом! В то чудное лето все у Никонова ладилось, и, совсем ненадолго съездив в Галич повидать отца и бабушку, он сказал Виктору Никола­ евичу, что принимается за работу. Ну, что ж, с богом! — сказал профессор, свежий, с влажными после душа и гимнастического зала кудрями.— 51 думаю, начать надо с Голикова Ивана Ивановича, да, с того самого, чьи сочинения читал и конспектировал Александр Сергеевич Пушкин. С другими авторами, западными и отечественными, писавшими о Петре, вы еще встретитесь а Голиков, я бы сказал, больше, чем другие,— ваш единомышленник! Никонов знал многотомное сочинение Ивана Ивановича Голикова, которое называлось: «Деяния Петра Великого, мудрого преобразова­ теля России», листал его в Публичной библиотеке. Здесь, в зале общей истории, и родилось у Никонова решение посвятить свою диссертацию исследованию жизни Петра Великого, и теперь его обрадовало, что Виктор Николаевич назвал И. И. Голикова его «единомышленником». 24 )