Сибирские огни, 1986, № 10

гремело глухо, тупо, когда лошадь щипала траву, но в^от она поднимала голову над туманом, и ботало рассыпало над речкой чистые светлые перезвоны: тили-бом! тили-бом! Чувствуя холод на щеках, Лукерья смотрела, как на плес, гася звезды, накатывают пласты тумана. Она не верила ни единому слову Сергея Кузьмича. Не верила первый раз в жизни, ей было обидно, горько. — Нет больше Санкт-Петербурга, есть громадный город-муравеи- ник. Он тебя обезличит, через год-два ты будешь издерганная, жалкая, научишься лгать. Попомни мои слова! Ужаниху она клянет! Я в Ужа- нихе увидел небо, услышал, как пахнет степь, лес, чистая речная вода. Почувствовал себя человеком. Не будет у тебя там ни великого горя, ни великой любви, будет великая маета. Слышишь ты, Анна Каренина из Ужанихи?.'. Сергей Кузьмич сопел, кашлял, по-бычьи тряс лобастой головой, будто собираясь бодать кого-то. Лукерья с отвращением смотрела на не­ го: такого Сергея Кузьмича она видела впервые. Она не поверила бы, что он может быть таким некрасивым, злым, взъерошенным. — Сделай, как советует мать: закончи курсы продавцов, живи, как все в Ужанихе. Замуж выйди. Это и есть настоящая жизнь. Чест­ ная, простая, здоровая... Они долго молчали. Лукерье стало зябко, к горлу подступало колючее, горькое. Ей казалось, вот только что ушло, потерялось ее самое святое, самое дорогое... Небо над бором розовело, по лугу бродили тени. — Прощайте, Сергей Кузьмич,— сказала Лукерья. Они молча поднялись; Сергей Кузьмич, не оглядываясь, зашагал к деревне, а Лукерья, беззвучно всхлипывая, берегом Лебедь-речки пошла в другую сторону. Возле Журавлиного омута торопливо разде­ лась и мокрым от слез лицом бросилась в черную глубину речного ому­ та. Она плескалась, ныряла, как большая рыба, шумным плеском заглушая частые всхлипыванья. Ей казалось, вода в Лебедь-речке сделалась соленой от ее слез. Она плакала долго и безутешно, не зная, что впереди у нее будет еще много других слез. Осенью Лукерья уехала в Ленинград поступать в гидрометеороло­ гический институт. 5 Ночевал Никонов в мастерской и, проснувшись, сквозь стеклян­ ную крышу увидел над головой розоватую каплю Венеры. Торопливо одевшись, открыл дверь во влажный холодок сада и, чтобы не раз­ будить спавшую в доме Надю, тихо снял со штакетины ведро. Лунку и грунт он приготовил еще с вечера. Сходить за водой на речку: поливать, сажая розу-ругозу, предписывалось не колодезной, а «текучей», стало быть, речной или родниковой водой. В омутке, под чернотой талового куста, качались звезды, струился обрывок Млечного Пути. Ослепив на мгновенье, отраженное в омутке небо пересекла хвостатая стрела упавшей звезды. Никонов пвсмотрел 'на восток: ковш Большой Медведицы уже черпал из розового разлива ранней зари, но деревня еще спала. Казалось, мирно спит целая вселен­ ная, всюду покой и вот эта благодатная тишина. В омуте плеснула рыба, будто схватила звезду. Небо закачалось всеми своими созвездиями. Никонов еще не привык к деревенской ноч­ ной тишине, запахам росы, удивляясь, как можно было жить без этого. Он зачерпнул полные ведра, надел их на коромысло, зашагал пере­ улком. Преданием предписывалось начать и закончить посадку «до краю солнышка», то есть до восхода. 16