Сибирские огни, 1986, № 10
щш (а иногда и для жизни)., но единствен но спасительное для других. И Коршак, свидетель и участник огнен ной драмы, «понимал, что он познал в жиз ни нечто главное, постигнул суть многих людей... Все, что там произошло, сделалось частью его жизни...» Финальные эпизоды романа представля ют собою всплеск (можно даже сказать — взрыв) чистых и сильных эмоций, главная из которых — восхищение автора смелыми, честными людьми. Те персонажи, что были поначалу не очень уравновешены душевно (скажем так) и находились во власти сво их неуправляемых и непредсказуемых по рывов,— властно втягиваются драматиче скими обстоятельствами в мощный поток коллективного мужества и обретают пол ное духовное очищение, освобождение от мелких (еще недавно казавшихся такими значительными) вопросов, сомнений, реф лексий: все это словно выжгло огнем. Анализируя в «Вопросах литературы» лучшие книги последних лет, посвященные теме «человек и его дело», В. Боборыкин особенно выделяет эту высокую ноту, оп ределяющую эмоциональный тон романа Павла Халова: «Свое воспитательное воз действие на читателя П. Халов ...осущест вляет не путем глубоких психологических изысканий, а отбирая и подчеркивая луч шее, что есть или по крайней мере должно быть в людях, создавая положительные примеры, эталонные образцы. Он предпочи тает лепить образы романтические». Трудно согласиться с В. Боборыкиным, полагающим, будто в книге Халова отсут ствуют «глубокие психологические изыска ния», но что касается романтизма, тут он прав. Собственно, суть дела как раз в том, что поначалу-то (в первой части книги и особенно в центральных ее главах) Павел Халов отважился на такую, по его же сло вам, «социально-психологическую разведку» __ и поиск этот оказался во многом успеш ным, привел к интересным находкам. Но затем автор как бы устал и, не в силах эффективно продолжить столь трудоемкое и не очень привычное для себя дело, «пе ревел стрелку» сюжетного действия, напра вил его по пути, уже надежно освоенному, знакомому еще с тех времен, когда его вдохновляла муза поэзии, привлекали обра зы возвышенно-романтические. Если предъявлять Павлу Халову самый строгий счет по части жизненной правды и проникновения в ее глубины, то, конечно, «грех героизма» надо ему зачесть, ибо ясно же, что в ситуациях экстремальных, ката строфических (например, в огне большого лесного пожара) выявить правду характе ров значительно проще, чем в ситуациях будничных, стандартных. Можно было бы, как это принято в кри тике, указать Павлу Халову и на другие просчеты и упущения, несколько смазываю щие общее — хорошее и сильное — впечат ление от его романа. Поговорить, напри мер, о том, что некоторые персонажи функ ционируют в рамках заданной автором идейной программы, а не живут живой жизнью. Что кое-где явно педалированы характеристики. Что событийная фабула не всегда развивается по законам художест венной логики. Найдутся и поводы для уп реков в излишней спешке и как следствие этого — в небрежности стиля и языка: иногда приходится буквально продираться сквозь словесные нагромождения. Заслу живает упрека и не очень удачный компо зиционный прием, я бы назвал его так: ос тывающая кульминация. Активно и дина мично развиваясь, сюжет достигает наи высшего смыслового накала, а затем проис ходит его медленное остывание, даром что события в это время еще полны бушующе го огня... Размышляя о творчестве Павла Халова, собирая воедино разрозненные впечатле ния и выделяя среди них самые яркие и памятные, понимаешь прежде всего, что он — писатель смелый и дерзкий (в том смы сле, какой звучит в словах М. Горького о «хорошей дерзости», необходимой для пло дотворной литературной работы). Халов и сам не любитель повторять общеизвестные истины, и читателю не дает разжеванную пищу для ума. Он всегда стремится к тому, чтобы в каждой его новой книге была точ но ухвачена самая острая злободневность. Он пытается ухватить даже то, что не ста ло еще насущным и актуальным, но уже яв ственно брезжит на пороге наступающего дня. Халов старается быть не констатато- ром, а исследователем фактов текущей реальности, провозвестником завтрашних • истин. И, безусловно, эти устремления точ но соответствуют главному направлению, в котором развиваются лучшие традиции со ветской литературы. Павел Халов порой увлекается публици стическими средствами выражения мысли, хотя знает, конечно, что средства художе ственные способны выразить ту же мысль и ярче и глубже. Знает — но спешит по скорее высказать наболевшее, не всегда за ботясь о стиле, о языке. Невольно возника ет подозрение в том, что он не любит шли фовать свои рукописи, торопится перело- ' жить эту работу на плечи редакторов, ко торые тоже не всегда утруждают себя этим делом и отдают на читательский суд книгу, тематически важную и злободневную, но где-то не дотягивающую до уровня совре менных строгих требований к художествен ной форме литературного сочинения. Прео доление этой слабины — верный для Хало ва путь к тому, чтобы стать не только чут ким «барометром времени», но и художни- ком — в самом высоком смысле этого сло ва.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2