Сибирские огни, 1986, № 10
ружье на фотообъектив, перейти от выст релов к щелканью объективом фотоаппа рата откровенно признавался, что эти со веты не для него. «Я был и навсегда оста нусь охотником,— говорил он.— Я вырос' в тайге, немало ночей провел у охотничьих и рыбацких костров, знаю, что такое ве черние и утренние зори на охоте. Меня не сказанно волнует встреча со зверем, пти цей, когда нужны острота глаза, твердость руки, ловкость и, конечно же, добычли- вость. Настоящий охотник не имеет права возвращаться домой с пустыми руками». Тут Ефим Николаевич в подтверждение своей правоты еще и еще раз повторял, что у нас в России живет и здравствует армия именно таких охотников, высоких мастеров своего призвания, а если бы их не было, то мы начисто забыли бы вкус дичины, будь то птица или зверь, не гово ря уже о рыбе. С грустинкой, с недоговоренностью о многом он вспоминал свою жизнь в Сиби ри, когда приучал своих, тогда еще мало летних, сыновей к святым правилам охоты: вот тебе три патрона, иди, куда хочешь, охоться, но домой возвращайся с удачей. И чтоб ни-ни — насчет выстрелов впус тую. ,И мальчишки скрывались в тайге и возвращались домой обязательно с добы чей. Сам Пермитин-старший терпеть не мог легкомысленной траты зарядов. Однажды пригласили меня Пермитины в Ярославскую область, в Борок, бывшее имение знаменитого революционера Моро, зова, за революционную деятельность про сидевшего много лет в царских казематах. На биологической станции Академии наук, ставшей впоследствии академическим ин ститутом, работал сын Ефима Николаеви ча — Игорь. Всем этим большим научным хозяйством заведовал тогда Папанин, тот самый, который дрейфовал в Ледовитом океане на льдине. В общем, мы оказались в гостях у Ивана Дмитриевича Папанина. Состоялся литературный вечер, на котором выступали Ефим Николаевич и я. Сотруд ники этого «рыбного хозяйства» очень го рячо нас принимали, а когда я прочел стихи о Папанине и папанинцах, то все присутствующие стали нашими друзьями и очень сожалели, что отсутствовал по ка кой-то уважительной причине сам Иван Дмитриевич. Биологическая станция Борок находи лась среди неоглядных рыбных угодий. Это был земной рай для рыболовов. И на другое же утро после литературного вечера мы еще затемно отправились с Ефимом Николаевичем на подледный лов. Шли, что называется, навстречу весне. Пересекали мутные ручьи, мчавшиеся в разлившуюся ширь Рыбинского моря, проваливались в сырые снежные сугробы, скользили по лип кому илу, а над нами заливались жаво ронки, голубело небо, и в нем тянули птичьи стаи. Когда подошли к кромке льда, то оказалось, что на лед взобраться уже не просто, он всплыл и отошел от бе рега, образовались широкие закраины, и ледяная вода заливала длинные голенища наших сапог. Но пермитинская сноровка и смекалка сработали. Он пешнею прощупал брод, и по наледи, оставшейся от зимнего ручья, мы благополучно перебрались на лед. 152 Тут же, неподалеку от ручья, и обосно вались со своими рыбацкими снастями. Пермитин подальше — к морю, я чуть бли же — к берегу. Лунок делать не стали: вокруг чернели старые, и по изрядному их числу можно было догадаться, что рыба сюда идет. Для рыбаков тут было раз долье. Лови — не зевай. А разве можно передать чувства, взбудоражившие тебя, когда, насадив на мормышку сразу не сколько рубиново-броских мотылей, опуска ешь ее на дно, а затем, хитроумно подер гивая, начинаешь подымать мормышку на себя? Вдруг — удар, и немедленная под сечка! И ты, ощущая живую душу рыби ны, выхватываешь из лунки мерного окуня или крупнокалиберную плотву. А если по пал на крючок хапуга-ерш, то и его давай сюда, в ведро, ибо какая же уха без ер шей, дающих особый аромат сему благо словенному блюду! Надо признаться, что оба мы оказались один другого хитрее, и вот почему. Рыбак не любит афишировать успехов во время ловли. Он быстро прячет свои трофеи в ящик или ведро, на котором восседает возле лунки. Могут спросить: почему? Да чтобы не привлекать внимание товарищей по ловле, ведь достаточно узреть одному из них, что ты удачливо таскаешь из-подо льда рыбину за рыбиной, как рядом с то бой пристроятся все соучастники рыбал ки,— тогда прощай рыбацкая удача. Мы сразу же стали хитрить друг перед дру гом, мгновенно снимая с крючка очеред ную добычу и еще быстрее запихивая ее в ведро, заменяющее стул. Улов нарастал. Тогда старейшина стал нервничать, пере двигаться от лунки к лунке в мою сторо ну и совершенно неожиданно вдруг про валился одной ногой под лед. Но мгновен но сработало рыбачье чутье моего пожи лого напарника: он распластался на пре дательском льду, выдернул ногу из ледовой западни, с юношеской легкостью откатился в сторону от коварного места и как ни в чем не бывало принялся «мормышить» в очередной лунке. Но вот и у меня как отрезало, клев прекратился. Видно, рыбья стая отошла ближе к бурлящему ручью. Нельзя же си деть и ждать, когда стая вернется обратно. Нужно передвигаться вслед за нею, и я сделал несколько быстрых шагов к берегу и сразу же ухнул сквозь промоину вниз. Барахтаюсь в ледяной яме. Вода по грудь, а на лед никак не могу выбраться. Он, словно стеклянный, крошится под моими локтями и держит в своем ледяном плену. И тут на помощь приходит Пермитин. Он быстро подсовывает мне кол и отечески приговаривает: «На колышек, на колы шек опирайся!». И я выбираюсь на лед и по-пермитински откатываюсь от злополучной ледяной купели. А дальше Пермитин в приказном порядке заставил меня снять сапоги, вылить из них воду, отжать портянки и отпра вил в гостиницу, где я остановился. Он высказался коротко: «Скорым шагом, луч ше — бегом до дома. Ни в коем случае не останавливаться на пути, чтобы не про стыть. Вечером проведаю вас. А я еще по ловлю. Того гляди дунет ветер — и про щай подледная рыбалка, лед уйдет от бе регов».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2