Сибирские огни, 1986, № 10

Сергей КузЬмич замолчал, будто громом пораженной. Он во­ сторженно уставился на Лукерью, вдруг упал на колени, схватил ее за руки. — Да, да! Это ты. Ты! Тебя зовут... Лаура! — Ага, Лаура,— смеялась Лукерья. ' Не поднимаясь с колен, глядя на Лукерью счастливыми глазами, он запел — заговорил со слезой в голосе: — Благословен упорный голос мой, без устали зовущий имя донны. Благословен и год, и день, и час, и та пора, и время, и мгновенье, и тот гірекрасный край, и то селенье, где я был взят в полон двух милых глаз... Лукерья не знала, кто такая Лаура, но, глядя в сияющие близкие глаза Сергея Кузьмича, верила, это о ней стихи, она и есть Лаура, и может быть, Сергей Кузьмич тоже давно ждал этой ночгі, вот он рядом, он прижимает ее руки к своему лицу, читает ей стихи. Ей. У Лукерьи перехватило дыхание, не в силах унять дрожь, она всем телом ждала: еще один шаг, совсем короткий, еще одно слово, и она, как в омут, кинется в дурманную пропасть неведомого, вся растворится в обжигаю­ щей страшной близости. — Во славу ей и мысль... и мысль... и мысль, что непреклонно го­ ворит о ней, о.ней одной. О ней одной... Сергей Кузьмич встал, но пошатнулся, лицо его исказилось. Он вырвал свои руки из рук Лукерьи, повернувшись, скоро зашагал, ки­ нулся бежать в темноту. Бежал на ватных, разъезжающихся ногах. Лукерья видела, он упал в траву и, содрогаясь всем телом, кашлял, хрипло стонал. — Не подходи! — крикнул он Лукерье,— Уйди!.. Но Лукерья не ушла. Оттащив его на сухое, сорвала с себя фартук, намочила в речке и, перевернув на спину, вытерла ему лицо речной водой. Она никогда не ухаживала за пьяными, но почему-то знала, как это делать, делала все проворно, ловко, по-женски уверенно. Сергей Кузьмич лежал на спине с закрытыми глазами, дыхание его успокоилось. Он спал. Вот как началась она, эта ночь. Вовсе не так, как виделось, грези­ лось, но это был он, Сергей Кузьмич. И она ухаживала за ним. Про­ тянув руку, она может погладить его по волосам: они одни во всем свете!.. Она положила голову Сергея Кузьмича себе на колени, животом чувствуя его дыхание. Оно обжигало ее, и Лукерье казалось, вот это она и видела в своих грешных снах — это доверчивое дыхание, обжигающее ее теплом... Сейчас она уже не помнила, как еще вчера виделась ей эта ночь. Было только предчувствие великого счастья. Все сбылось, но отчего, отчего так горько, отчего хочется плакать? — Сергей Кузьмич! — беззвучно шептала она, вглядываясь в его лицо.— Сергей Кузьмич! Проснитесь! Больше ведь никогда не будет такой ночи,— хотела она ему сказать. В Карачуновом болоте, на той стороне Лебедь-реки, пробил зяблик. Ударил звонко, но как-то робко и, не доведя трель до конца, умолк, словно застыдившись. Кажется, зяблик и разбудил Сергея Кузьмича. Не мигая, он долго смотрел на Лукерью. — Ты кто? — поднявшись, спросил он, испуганно озираясь.— Это ты, Гусева? — Я, — Лукерью обожгло «Гусева».— Ваша соседка. Он зябко поежился, скоро зашагал к речке, долго плескался под берегом, умываясь. — Карачуново болото! — он даже хохотнул испуганно.— Чертов­ щина какая-то... Как мы здесь оказались? — Купаться шли на Лебедь-речку. Забыли? Купаться! Ночью! С детьми! — все больше трезвея, ужасался Никонов. Ну и гусь! Какой же ты гусь, Никонов! И соседская девчонка рядом. Ночью вдвоем с ученицей-школьницей, женатый человек... 13