Сибирские огни, 1986, № 10
розыгрыша областного первенства по фут болу. Сам он в прошлом заядлый футбо лист. И поныне спокойно не пройдет мимо катящегося под ноги мяча... Так вот, слетелись в Горноправдинск шесть команд со всей области. А в ночь перед розыгры шем хлынул дождь, расквасил стадион. «Что значит раскис стадион?» — вознего довал Фарман Курбанович и по его коман де поднялся в воздух самый мощный тог да вертолет МИ-6, завис над раскисшим стадионом и давай винты крутить, сушить футбольное поле. Четыре часа грохотала могучая винтокрылая машина, шесть ты сяч рублей «слопала», а стадион, конеч но же, не высушила... А чего стоит невероятная по дерзости эпопея Салманова по тайной перебазиров ке его геологической партии в Сургут? Ему дали приказ перебазировать экспе дицию в Кузбасс, а он перевез в Сургут. Еще временный поселок не смастерили, а уже начали разведочное бурение. Не- смотря на категорический приказ прекра тить бурение на Сургутской площади, Салманов, рискуя должностью, добрым именем и еще кое-чем, продолжал бурить. В день его снятия с работы за самоуправ ство ударил долгожданный первый нефтя ной фонтан Приобья. Салманов отправил недовольному руководству такую теле грамму: «Есть нефтяной фонтан. Это вам понятно? Салманов». Фарман Салманов — живая легенда, жи вая история того самого «открытия века», которое подарило Советской державе мощнейший в стране топливно-энергети ческий регион... Будучи студентом Бакин ского нефтяного института юный Фарман работал помбуром в бригаде, которая здесь, в черте нынешней Тюмени, бурила первую послевоенную разведочную сква жину. А несколько лет спустя он стал начальником первой нефтеразведочной экспедиции в Приобье. Той самой экспеди ции, открытия которой блистательно увен чали многолетний геологический поиск, превратив Сибирь в нефтяную державу... Мне вдруг вспомнился литературный вечер, посвященный открытию Дней со ветской литературы в Азербайджане. Он состоялся во Дворце имени Ленина. В зале две с половиной тысячи бакинцев. После большой яркой речи Г. А. Алиева, выступили, по-моему, пять или шесть че ловек. В том числе и я. Как восторженно слушал, как аплодировал зал, когда я рассказывал об их земляке — Фармане Салманове... «Началось все с деда Сулеймана,— рассказал однажды Фарман Салманов,— Внешне он совсем не походил на азер байджанца: голубые глаза, русые волосы... Почти на двадцать лет он был сослан в Сибирь за неповиновение духовным и светским властям. Вернувшись домой, дед Сулейман часто рассказывал о Сибири, восхищался тайгой, реками, особенно си биряками. Из рассказов деда я не только узнал о далеком заснеженном таежном крае, но и «заболел» им. Запоем читал книги о Сибири. Всю ее вдоль и поперек «исходил» по карте. Помнил названия множества рек, озер, городов... Вырасту — уеду в Сибирь, — решил я. Став студентом, всерьез увлекся труда 130 ми первых сибирских изыскателей; поверил их смелым прогнозам о природных богат ствах этого края, сделался ярым поборни ком теории Губкина. На преддипломную практику я напросился в Сибирь. Моя дипломная работа посвящена перспективам Средне-Обского нефтеносного района. Об этом же и моя кандидатская диссертация...» О своих заслугах, званиях и наградах Фарман Курбанович рассказывать не стал. А ведь здесь, на Тюменской земле, он прошел воистину славный путь от началь ника экспедиции до начальника главка, стал доктором наук, Героем Социалисти ческого Труда, лауреатом Ленинской пре мии, депутатом Верховного Совета РСФСР, был делегатом XXVI и XXVII съездов КПСС. Путь, пройденный Салмановым, не гла док. Были неожиданные, головокружи тельные повороты, коварные ухабы, кру тые подъемы и столь же крутые обрывы. — Сложный характер,— сказал Соав тор,— Чертовски сложный! Если собрать воедино только его минусы... Получится такой персонаж... — А если только плюсы? — Тогда врезай его в рамку и в перед ний угол... Наверное, сложность и противоре чивость характера — первый признак его неординарности, масштабности и силы,— сказал я.— Только посредственность — всегда одноцветна и гладка. Все эти по стандарту скроенные посредственности — скучны, безлики и непригодны для Севера. — Во всяком слуічае, в качестве руко водителя,— уточнил Соавтор,— Чего улы баешься? Не согласен? — Вспомнил недавний разговор с Сал мановым. Как раз об этом же. «Если ру ководитель действует только по инструк ции,— сказал Салманов,— его надо за менить роботом. Человек должен тво рить!..» А какое же творчество без риска? Без умения принимать на себя ответствен ность? Без готовности при необходимости вызывать на себя огонь? Творчество — это мужество и несконча- мый поиск. Творчество — это неиссякаемая энергия и работоспособность. Творчество — это высочайшая граждан ственность. И все эти качества гармонично скон центрированы в характере Фармана Сал манова. Четверть века работает он на земле Тю менской. Всю ее облетал, обходил, объез дил. Приметно изменился за эти годы: погрузнел, поседел. Но его характер ока зался неподвластным времени. В нем прежняя, молодая, неукротимость, то же буйство чувств, та же непокорность об стоятельствам, мешающим идти к цели. «Надо — сделаем!» — это правило так и осталось его жизненным кредо. Рабочая неделя Салманова продолжает ся, как минимум, семьдесят, а бывает, и восемьдесят часов. С ним посменно рабо тают два водителя, два секретаря,- и все устают, к концу дня начинают нетерпели во посматривать на часы, с нетерпением ожидая, когда же неугомонный начальник скажет желанное «вы свободны». А он в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2