Сибирские огни, 1986, № 9

. А Елизар? Елизар, мужик в самой середке, в самой силе и могуте, вдруг затосковал. Остановил однажды посреди улицы деревенского по­ па, навис над ним, как живая гора, и стал спрашивать: — Скажи, батюшка, почему у меня душа неспокойна? Чего она ма­ ется? Как червяк там какой-то и сосет, и сосет... Поп внимательно выслушал, вздернул вверх маленькую головку и громовым басом, от которого в церкви свечи тухли — ростом создатель обидел, зато голосом наградил,— стал направлять Елизара на истинный путь. — От нечистого идет твое смущение, от нечистого. Молись господу нашему, он тебе пошлет благодать. Елизар молился. Стукался в широкую половицу широким лбом. А обещанная благодать не приходила. Душа по-прежнему ныла, маялась и просила... Сам Елизар не знал, чего она просила. Но, смутно пред­ чувствуя, подбирался ночами к главному вопросу, нащупывал его, при­ ценивался и наконец-то понял. Снова встретил попа на улице, склонил над ним рыжую, кудрявую голову и, сам пугаясь приготовленных слов, спросил: — Батюшка, скажи, а зачем я живу? Поп не понял. Елизар повторил еще раз. Поп взбеленился, посчитал, что ради воскресного дня мужик приложился к косушке. — Иди-ка ты домой, сын мой, да проспись. И не спрашивай больше непотребных глупостей. — Понятно,—угрюмо сказал Елизар. — Вот и ладно, что понятно,—успокоился поп. — Понятно, что сам ты ни черта не знаешь! Ругался поп страшно, по-матерному. Но Елизар его не слышал, он уже торопливо шагал домой, и на лице его, впервые за долгое время, блуждала странная, счастливая улыбка. Дело это случилось по зазимку. А скоро и настоящий снег с моро­ зами подвалил. И впервые Елизар не отправился гонять ямщину в город Томск. Он словно пропал в своей крепкой избе, огороженной толстым высоким заплотом. Никто не знал, чем он там тешится. Жена на сосед­ ские расспросы только поджимала губы и прятала глаза. Все разъяснилось весной. Пасхальный день в тот год выдался яр­ ким, солнечным. Земля играла и переливалась от света. Над серыми из­ бами плыл мягкий, колокольный звон, и под этот звон еще сильнее шла в рост первая трава и нетерпеливей рвались на волю скрученные в разбух­ ших почках зародыши зеленых листочков. Народ возвращался из церкви со всенощной и, дойдя до переулка, до дома Елизара Прокошина, замирал, останавливался. Где серый, тя­ желый заплот, сложенный из расколотых наполовину толстых бревен? Где серые от дождей и ветра столбы в два обхвата, где привычная гла­ зу картина прокошинской усадьбы? Нет ничего. А что есть? Легкие воздушные кружева — неужели из дерева вырезаны? — тя­ нутся, не прерываясь, переходя из одного в другое, словно звучит длинная, протяжная песня под стать просторам, раскинувшимся за околицей Белой речки. Но это еще не все — кружева. Кружевами в деревне сильно не удивишь —сами мастера. Другое изумляло и даже пугало. В самой середине кружева сплетались так тесно, так близко одно к другому, что стоило отойти чуть подальше и тогда увидишь... По широкому полю, среди цветов, шел мужик, удивительно похожий на самого Елизара, а по правую руку от него была вспаханная пашня, а по левую руку от него стояли стеной спелые хлеба, а на голове у са­ мого Елизара был венок из колосьев, и от венка, как от нимба на иконё в церкви, шел свет. И выше венка ничего на земле не было. Словно бог, похожий на Елизара, шел по земле или, наоборот, Елизар, похожий на бога. Народ прибывал и прибывал. Задние толкали передних, пробира­ лись и, пробравшись, замирали пораженные. Ни бабьего ойка, ни мужиц­ кого кряхтения — молча, молча, и только плыл над всеми мягкий коло- 79